100 дней плена (СИ) - Гутовская Ирина

Примерно через час выходит врач. Мужчина. И по моему виду — обеспокоенному и следами крови, без труда понял, кто привез Настю.

— Как она? — интересуюсь сразу.

— Мы сделали все возможное… Мне жаль…

— То есть, вам жаль?!!! — еле сдерживаюсь. Как же бесят эти стандартные сухие фразы.

— Ваша жена в порядке сейчас, но ребенка сохранить не удалось.

— Какого ребенка? У нее же спираль… — слова меня приводят в растерянность.

— Да, она была беременна. Такой метод контрацепции, как спираль оставляет пару процентов на возникновение беременности, что и случилось. Но собственно, поэтому произошел выкидыш: инородное тело привело к повышенному тонусу и сокращениям матки… Спираль мы удалили, сделали чистку, кровотечение остановлено. Несколько дней она полежит у нас. Вы заполнили все документы?

Кивнул, думая о моей Насте…

— К ней можно?

— Не сегодня. Она спит, ей вкололи снотворное, отдых — лучшее лекарство. Завтра приходите, не раньше десяти… И вещи привезите. Да вы не переживайте так, — сказал доктор и похлопал меня по плечу, видя мою потерянность и вероятную бледность. — Ваша жена молодая здоровая женщина. Будут у вас еще дети.

Дети… Точно! Да, хочу общих детей, семью — настоящую. Похоже, знаю способ привязать к себе Настю, чтобы осталась со мной навсегда. То, что началось, как игра, желание, прихоть, сейчас этим не является. Я люблю ее… И она полюбит, обязательно полюбит.

«Надеюсь, ты меня простишь за такое решение? Но беременной никуда уже не денешься» — эта мысль приятно греет, когда возвращаюсь домой.

Ложусь спать, не переставая думать о Насте. Вспоминая ее страх в глазах, слезы и мучительный стон от боли, ощущаю свою вину. Это все из-за меня.

Утром квартиру пронзает крик. Резко просыпаюсь, натягиваю штаны и выхожу из комнаты. Дверь в Настину комнату открыта. Ольга смотрит на кровавый вид постели, потом переводит взгляд на меня…

— Где Настя? — ее голос дрожит, а глаза лихорадочно бегают.

— В больнице… И не надо орать, голова раскалывается.

— Что с ней? Столько крови… И на полу капли, и тут кровать…

— Выкидыш, — плетусь на кухню. На часах полдевятого, можно собираться.

— Она была беременна? Бедная девочка… — Ольга не отстает. И, кажется, решила, будто это я что-то сделал с Настей.

— Мы не знали о беременности, — достаю зерна кофе.

— Матвей, я все сделаю.

Ольга вмешивается, начиная готовить завтрак. А я не против, в конце концов, за что плачу ей, явно не за утренние крики и подозрения в причинении физического вреда любимой девушке. Вроде на монстра и бесчувственную тварь не похож.

— Убери, как следует. Матрац надо выкинуть, куплю новый. И собери что-нибудь для Насти.

Она понимающе кивает. И больше не лезет с разговорами, чему рад.

Приезжаю в больницу. Узнаю номер палаты. Поднимаюсь на нужный этаж. Нетерпеливо иду в поисках двери. Захожу. Настя смотрит на меня. И тут же отворачивается.

«Не хочет видеть?» — думать об этом неприятно.

Приближаюсь. Беру ее прохладную руку, прижимаясь губами.

— Как ты?

— Нормально…

— Посмотри на меня, — прошу, касаясь ее щеки.

В синих глазах стоят слезы.

— Отпусти, не мучай… — говорит Настя, от этих слов как ножом в спину.

— Все будет хорошо, — пытаюсь справиться с собой, и не показать своего раздраженного состояния.

— Не отпустишь? — в голосе сквозит отчаяние.

— Нет. Надеюсь, ты не вздумаешь сбежать?

— Куда, Матвей?! — она срывается на крик. — Мне некуда идти…

— Тогда зачем просишь отпустить? — обнимаю ее лицо ладонями, заставляя смотреть на меня.

— Хотела слышать твой ответ.

Я буквально чувствую, как ей больно. И не понимаю, почему? Хочется спросить обо всем: унять, успокоить, избавить от этих ощущений. Чуть не признаюсь в любви… Мой рот застыл в немом жесте…

Но в этот момент заходит врач.

— Вы уже здесь. Доброе утро.

— Доброе… — здороваюсь и жду, что скажет.

— Через пару дней выпишу, — констатирует он и внимательно смотрит. — У меня будет разговор к вам. Наедине.

— Я поговорю и вернусь. Вот тут одежда, — показываю на сумку. — А это, — ставлю пакет на стол, — сок и фрукты.

Иду за доктором в его кабинет. Как только дверь закрывается, он вдруг заявляет:

— Хотел сначала поговорить с вами, прежде чем сообщу в полицию или не сообщу…

— Не понял? — внутренне напрягся.

— На теле вашей жены следы побоев…

«Опять…» — ну, почему каждый считает, что ему виднее. Хотя слово «жена» нравится, не собираюсь разубеждать в этом.

— Я не бью ее! — стараюсь говорить спокойно, но я зол, черт возьми, от гнусных мыслишек в отношении меня. Если выгляжу не задохликом — то сразу руки распускаю? Что за дурацкие стереотипы… — Кожа нежная, понимаете?

— Ваша жена так же ответила.

— И вы не поверили? Решили: выгораживает меня, — усмехаюсь. — Да я больше жизни люблю ее…

Так просто сказал о своих чувствах к Насте совершенно постороннему человеку. А ей не смог, боясь услышать молчание, увидеть безразличие, желание избавиться от моего присутствия в жизни и никогда не знать. Боюсь быть отвергнутым.

«Нет, нет и еще раз нет!» — никогда не отпущу! Пусть ненавидит, если хочет, если так проще…

Признаюсь, обязательно признаюсь… Все будет: и семья, и дети…

Но как же трудно!

Глава 6. Это сложнее, чем кажется

Настя

Два дня тянулись бесконечно долго.

Больница — не способ отвлечься, сменить обстановку, тем более по такому поводу… для меня печальному… Это моя первая беременность. Не знаю, что думает Матвей, мы не обсуждали, вероятно, рад, ведь избежал ненужных проблем, разве может быть иначе…

Хотелось оказаться в тишине и одиночестве. А если хозяин решит, что игрушка не совсем еще сломалась, пришла в негодность — то хотя бы обнимет и поцелует, позволит уснуть в крепких руках, под ритмичные звуки своего сердца и волны согревающего дыхания.

С ужасом и счастьем для себя поняла, что хочу детей от него: маленькую, красивую девчушку, с ямочками на пухлых щечках, с такими же сочными зелеными глазами и копной темных вьющихся волос. Где счастье в этой мечте — величина абсолютная, не требующая пояснений, проста и понятна. Но вот почему с ужасом… Мои ощущения твердят: спокойной жизни не будет… или уже не будет…

— Одинцова, выписывают! Собирайся уже, муж скоро приедет, — заглянула в палату медсестра не первый раз, а я не могу заставить себя встать.

Передернуло от слова «муж» и фамилии Матвея, употребленной в женской форме по отношению ко мне.

«Ага, спешит и падает жениться… Тихомирова я…» — хотя не сильно рвалась, вернее не рвалась вовсе, разубедить тут кого-то, что мы никто друг другу. Раз он заплатил за мое пребывание — поддержала эту безобидную игру. Ладно, если быть откровенной, звучит приятно. Особенно, когда эти дни он писал сообщения, от которых губы непроизвольно улыбались, навещал вечером, не давая скучать и впадать в уныние, звонил перед сном… Видимо, все-таки вину чувствует за собой — лично так расценила его поведение.

— Ты не готова еще? — голос вошедшего в палату Матвея вывел из задумчивости. — Насть, переодевайся.

Понимающе киваю, встаю с постели, взяв свою одежду. Встречаюсь с ним взглядом и, не отрывая глаз, иду в ванную комнату. Он странно смотрит, будто пытается решиться на что-то… Перегородил собой путь и молчит. А потом притянул к себе за затылок и поцеловал. Было в этом поцелуе нечто больше, чем необходимость прикоснуться ко мне… Я всеми фибрами ощущала, что небезразлична ему. Может, именно это он не смог сказать? Или снова обманываюсь? — Фантазия разыгралась и выдает желаемое за действительное, подсовывая иллюзорные картинки…

Как же не хотелось отрываться от его губ, но зашел Алексей Николаевич, прервав нас. Это врач.

— Кхе-кхе, — кашлянул он специально, привлекая к себе внимание. — Здравствуйте.