Школьный бунтарь (ЛП) - Харт Калли

— Нет.

— Женат?

— Нет.

— Дети?

На губах Алекса появляется намек на улыбку.

— Насколько мне известно, нет.

— Ой, осторожнее, дамы, — смеется Клайн. – У нас здесь похоже игрок. Вы собираетесь устроить неприятности в моем классе, мистер Моретти?

Алекс, кажется, действительно обдумывает свой ответ. После секундной паузы он отвечает:

— Нет.

— Замечательно. Это все, что мне нужно было услышать. Итак, класс, у вас есть остаток учебного года, чтобы собрать воедино загадочную головоломку плохого мальчика — нашего друга Алекса Моретти. Опросите его в свое свободное время. А пока давайте сосредоточимся на сэре Исааке Ньютоне. Забавный факт. Согласно юлианскому календарю, который использовался в Англии во время рождения старины Айка, он официально родился на Рождество. Не повезло, верно? Наверное, он ненавидел получать только один подарок на праздники. Исаак Ньютон дожил до восьмидесяти пяти лет. В то время люди гибли как мухи после тридцати, так что, по большому счету, Исааку было почти миллион лет, когда он сыграл в ящик…

Я досиживаю остаток урока в полном оцепенении. Не поднимаю руку, чтобы ответить на вопросы, но, с другой стороны, я никогда этого не делаю. Зачем привлекать к себе внимание, когда я могу просто слиться с фоном? Клайн ни разу не обратился ко мне, да и к Алексу тоже. Пятьдесят минут медленно ползут, и моя шея действительно затекает из-за того, что я так жестко смотрю прямо перед собой. Когда раздается звонок, Клайн загораживает дверной проем, протягивая руки.

— Проверочный тест в конце недели, ребята. Это просто нечто удивительное, так что изучайте все подряд. Я серьезно. Всё. Все свободны. Увидимся в пятницу.

Хор стонов наполняет комнату, но я не участвую в нем. Мои книги уже упакованы в сумку, и я ныряю вокруг Клайна, убегая из класса, как будто бегу с места преступления. Двери остальных кабинетов только начинают открываться, когда я лечу по коридору, делая рывок к выходу.

Оказавшись в машине, прислоняюсь лбом к рулю, облегчение успокаивает мои истрепанные нервы; я выбралась невредимой. Но сегодня был только первый день. Я достаю свой мобильный телефон и открываю календарь, занимаясь подсчетом. Это занимает некоторое время, чтобы учесть все государственные и школьные каникулы, но время — это то, что у меня есть прямо сейчас. Поскольку мама и папа все еще думают, что я в группе поддержки, у меня есть целых девяносто минут, чтобы убить их, прежде чем я смогу без подозрений появиться дома. В конце концов, останавливаю подсчет на числе — большом, разрушающем душу, числе, от которого мне хочется плакать. Сто шестьдесят девять дней. Вот сколько школьных дней осталось до окончания школы. Добраться до своей машины без происшествий только что было похоже на победу, но по большому счету это было ничто. Мне придется повторить весь этот дерьмовый, полный разочарований процесс еще сто шестьдесят девять раз, прежде чем я смогу уйти из этого места навсегда.

Я чуть не роняю телефон, подпрыгивая от звука глубокого грохота на другой стороне парковки; это может быть только оживший мотоцикл Алессандро Моретти. Две недели назад я начала этот учебный год, решив пройти его достойно, с прямой спиной и вызывающим «пошел ты» взглядом на лице.

Ну и шутка. Меня уже один раз задержали после занятий, и появление какого-то неизвестно откуда взявшегося плохого мальчика отправило меня в какой-то странный переполох беспокойства, совершенно без всякой чертовой причины. Мне нужно быть сильнее этого. Я чертовски сильнее этого. Нужно вспомнить, кто я, девушка, которой я была до того, как одна ужасная ночь изменила все, и моя жизнь распалась на глазах. Старая Сильвер никогда бы не стала дуться в своей машине, прячась от всего мира и жалея себя. Она бы схватила его сегодня за яйца и заставила встать на колени. А если бы он не подчинился? Старая Сильвер заставила бы его, иначе были бы ужасные последствия.

Теперь мне кажется странным, что раньше я была так уверена в себе. Помню, что чувствовала себя именно так — уверенной, уравновешенной и напористой, когда бродила по коридорам средней школы Роли, словно какой-то хищник высшего класса, уверенная в том, что я неприкасаемая. Эти дни кажутся мне другой жизнью. Кажутся мне живым сном, который я когда-то видела, реальным в те часы, когда спала, но исчезнувшим в тот момент, когда проснулась и обнаружила себя здесь, одетую в кожу другого человека, достаточно сильно искалеченного сомнениями в себе.

Я закрываю глаза, ударяясь затылком о подголовник позади себя в общей сложности три раза, прежде чем понимаю, что это действительно больно, и должна остановиться. К черту... это... дерьмо. Я могла бы пойти в библиотеку. Могла бы зайти перекусить в «Giacomo’s» и сделать домашнее задание в кабинке, но мама иногда берет пирог для детей Дэна, когда они заканчивают школу. Если бы она увидела меня там, то это был бы конец света. Я знаю, что не могу продолжать это вечно. В течение следующих ста шестидесяти девяти дней настанет время, когда мама или папа узнают, что я уклоняюсь от занятий после школы, которые помогли бы поддержать мои заявления в колледж, и уже знаю, как они отреагируют. Они просто взбесятся, черт возьми. Часть меня думает, что я должна просто рассказать им все и покончить с этим. Но потом я представляю себе выражение маминого лица, когда расскажу в мельчайших деталях о моем статусе изгоя, и просто не могу этого сделать. Это убьет ее, черт возьми. Она не сможет этого вынести.

Я приоткрываю глаза, проверяя часы-Микки, и вижу, что сейчас только без десяти три. До моего отъезда остается еще почти час. Блин, кажется, что время действительно замедляется внутри Новы, когда я…

— Твою мать! — Громкий стук в окно, прямо рядом с моей головой, пугает меня до смерти. Я врезаюсь коленом в консоль, царапая голую кожу, которая виднеется сквозь прореху в джинсах. Черт возьми, это чертовски больно. Я вижу кровь. Киплю от злости, когда быстро опускаю стекло и свирепо смотрю на человека, стоящего рядом с машиной, готовая разорвать его…

Алессандро Моретти медленно наклоняется и упирается локтями в борт Новы, изогнув темную бровь. Его нижняя губа втягивается в рот. Кожаной куртки нигде не видно, хотя на улице чертовски холодно и, похоже, начинается дождь. Быстрые, умные, требовательные карие глаза встречаются с моими, и я реагирую, заикаясь, произнося неразборчивые слоги, которые не имеют никакого смысла.

— Что… как… делать… какого. Тыыыы... — я качаю головой, вскидывая руки в знак поражения, когда у меня заканчиваются потенциальные стартеры предложений.

Между его угольно-черными бровями появляется глубокая морщинка.

— Non sembrava Italiano. Doveva essere Italiano? (* итал. «Это не было похоже на итальянский. Это было по-итальянски?»)

Я только моргаю, глядя на него.

— Прошу прощения?

Его губы сжались, рот приподнялся с одной стороны. Мне кажется, или он выглядит странно разочарованным? Его глаза не просто карие, они полны корицы, золота, меда и карамели теплого оттенка. Так как же, черт возьми, они каким-то образом умудряются выглядеть холодными, когда его взгляд скользит по внутренней части машины, останавливаясь на гитарном футляре, который лежит на заднем сиденье. Алессандро пыхтит себе под нос, потом отходит от окна.

— Не важно, — говорит он по-английски.

Парень разворачивается и уходит, его серая футболка, забрызганная дождем, прилипает к спине, а я остаюсь смотреть ему вслед с открытым ртом.

Не важно?

Что это значит?

Неужели я только что провалила какой-то тест? Он спрашивал меня, говорю ли я по-итальянски или что-то в этом роде; я услышал слово «итальяно» два раза подряд довольно быстро. Но чтобы вот так просто сбежать, когда я ничего не понимаю? Это похоже на хреновый ход. Мысленно я высовываюсь из окна и кричу ему вслед под дождем: называю его мудаком и спрашиваю его, какого черта ему было нужно. Но на самом деле я этого не делаю, потому что я трусиха. Чертовски пугливая…