Алина Знаменская - Прогулка под луной
Маша приготовилась возражать, но мужчина остановил ее жестом:
— Если бы это была ваша родня, пусть седьмая вода на киселе, я бы слова не сказал против, но ведь девочка вам, насколько я понял, совсем чужая. Ох, трудно все это. Вы даже пока не представляете. А я — знаю. У меня две дочери. Уже взрослые, слава Богу. Но что нам с женой пришлось перетерпеть в их тринадцать пятнадцать лет! Это же уму непостижимо. Терпел только потому, что родные. Куда деваться? А тут — чужой ребенок с такой глубокой психической травмой.
— Она нормальная. Он поморщился:
— Я не об этом. Ваша девочка перенесла такие глубокие потрясения в эти три месяца… эти потрясения в дальнейшем могут обернуться не самой лучшей стороной. Вырасти во что угодно — в равнодушие, в жестокость, ростки, которые посеяла жизнь, оказываются сильнее вас. Детство — сильнее всего дальнейшего воспитания. Увы, но это так. Причем ростки эти прорастают в тихих и милых детках в самый неподходящий момент. Оказывается, у них когда-то были родители-алкоголики. Их мало любили, допустим, первые два года жизни. Уверяю вас — вылей вы на них ушат любви, не закроете ту дыру, которая образовалась в те два года.
Маша молчала. Молодой протянул ей сигарету, она отрицательно качнула головой.
Старый передохнул и продолжил наступление:
— Это адский труд. Самоотречение, позволю себе сказать. А вы так молоды, небось женихов море?
— Один.
«Зато какой!» — подумала Маша. Тут подал голос молодой:
— А он в курсе?
— Он прекрасный человек, — напористо заговорила Маша. — Сильный, благородный. Я уверена, он меня поддержит.
Молодой чуть дернул бровью. Маша готова была его убить за это движение. Да как он смеет сомневаться в Борисе! Какие они тут все умные! Все-то наперед знают о людях! Что будет через десять лет! Хоть ложись и помирай в самом деле!
Старый, напротив, совсем не отреагировал на Машины слова. Смотрел на нее с оттенком грустного сожаления: не верил.
— Я могу все выяснить, — пообещал молодой. — Все подробно запишу. Вот моя визитка. Позвоните, я скажу, какие документы нужны.
И он протянул девушке аккуратный листочек картона. Маша сунула его в карман куртки.
— Да, и на всякий случай черкните мне ваш телефон. Маша черкнула. Ей отчего-то стало жалко старого.
Хотя какой он старый? Не больше шестидесяти. Хотелось ему сказать что-то хорошее. И она сказала:
— Все, что вы говорите, правильно. И не думайте, что я такая уж дурочка наивная — не понимаю. Но если бы вы ее видели! Я просто не могу иначе.
— Дай вам Бог, девушка, — отозвался он, думая о своем.
На крыльце Машу догнал молодой.
— Я могу вас подвезти. Меня Владислав зовут. Можно Влад.
— Маша.
Маша устало плюхнулась на переднее сиденье его «жигуленка» и с облегчением подумала, что на сегодня мытарства закончены. Сейчас она придет, выпьет горячего чая с лимоном и завалится спать.
При мысли о чае она оживилась, даже стала болтать с Владом. В разговоре он производил приятное впечатление: обаятельный и неглупый.
— Вам нравится ваша работа? — спросила Маша, чтобы заполнить паузу.
— Сегодня — да, — отозвался Влад и засмеялся.
— Я серьезно. — Маша с интересом глянула на парня.
— В омоновцы я по комплекции не подхожу, так что в самый раз. Пока.
— Пока? А потом?
— Планы у меня грандиозные, Машенька. А вот вы наверняка — учительница. Угадал?
Маша нахмурилась. На ней что, несмываемая печать школы?
— Это почему же?
Влад опять заливисто рассмеялся:
— Угадал! Ей-богу угадал!
Маша не могла не улыбнуться в ответ.
— Вообще-то я сейчас работаю переводчицей, так что…
— Кстати, а как ваши родители посмотрели на идею удочерения?
— У меня нет родителей.
— Ох… простите ради Бога, я не хотел.
— Ничего. Они, конечно же, у меня были, и я их очень любила. Папа был офицер, погиб в Афганистане, когда мне было семь лет. Но я прекрасно это помню. Даже запах помню — в доме всегда пахло кожей. Ремни, сапоги, куртка. Мы жили в Кубинке. Это потом, уже после папиной смерти, нам с мамой дали однокомнатную квартиру в Москве.
Маша ненадолго замолчала. Влад тоже молчал, ничем не нарушая тишину. Наконец спросил:
— А мама?
— Мама потом еще раз пыталась выйти замуж, но ничего не получилось. Она все время сравнивала. Это тяжело.
Маша удивилась, как легко она незнакомому парню рассказывает свое больное. Зачем? Но он спрашивал, а ей хотелось поговорить об этом.
— Потом мама заболела. Сначала продали пианино — мама была музыкант. Были нужны лекарства. А потом пришлось поменять квартиру на коммуналку. Мама настаивала, чтобы я училась в институте. На инязе. Так папа хотел… Она дождалась, когда я поступила. А потом — умерла.
Влад покачал головой:
— Как же ты училась?
Маша и не заметила, что он назвал ее на ты. Все было естественно, Маше казалось, что она сто лет знает Влада.
— Сначала тетя помогала, папина сестра из Самары. Потом, к третьему курсу, уроки стала частные давать, переводы делала. Ерунда. Многим труднее было, чем мне. Иногородним, например.
— Точно. Я вагоны ходил разгружать.
— Ты — вагоны?! — Маша искренне всплеснула руками. Изящный Влад с тонкими пальцами разгружал вагоны!
Влад снова расхохотался так заразительно, что Маша не удержалась и засмеялась вместе с ним. В таком настроении они въехали в арку двора и бампер к бамперу столкнулись с серебристым «вольво».
Борис сидел, откинувшись в водительском кресле, и угрюмо созерцал прибывших.
Сколько он здесь сидит? Час? Два? Маша мгновенно вспомнила, что накануне сама просила Бориса заехать за ней, чтобы отправиться в новую квартиру смотреть паркет. Привезли несколько образцов паркета для гостиной — нужно было выбрать.
Маша вздохнула. Конечно, это свинство с ее стороны. Совсем забыла. Напрочь. Невеста называется.
Влад с интересом наблюдал за происходящим. Кивнул на «вольво», спросил:
— Он?
Маша слегка наклонила голову.
— Серьезный парень, — заметил Влад.
Маша сверкнула глазами на Влада. Вот это лишнее! Пусть оставит свои оценки при себе. И довольно сухо распрощалась с юристом. Выбралась из «Жигулей» и подошла к Борису.
— Кто это? — хмуро поинтересовался он.
— Юрист.
— Из юридической консультации. Вот решила составить брачный контракт. Чтобы ты меня после развода не облапошил.
Шутка не удалась. Борис вообще отвернулся и уставился в песочницу. Там гуляла пуделиха Коллет — усердно закапывала то, что натворила. Тогда Маша поняла, что, хоть она и устала, а Борис раздражен, разговор должен состояться сегодня.
Не завтра и не послезавтра, как она планировала. Иначе как она объяснит юриста? Оправдываться не хотелось, и она примирительно протянула:
