Алина Знаменская - Прогулка под луной

Не завтра и не послезавтра, как она планировала. Иначе как она объяснит юриста? Оправдываться не хотелось, и она примирительно протянула:

— Ну, Борис, родной, поехали. Я тебе все объясню. Только потом. Если очень хочешь. У тебя там в холодильнике найдется что-нибудь?

Не глядя на Машу, которая возилась с ремнем безопасности, Борис включил зажигание.

В огромном трехкамерном холодильнике, конечно же, нашлось все, что может пожелать голодная, но любящая. И все-таки Маша принялась не за обожаемую ветчину — она достала кальмаров. Потому что их любит Борис. И он наверняка проголодался, поджидая ее во дворе. Себе почистила банан, откусила. Пока нагревалась сковородка, Маша обдумывала первую фразу. Не брякнешь же вот так, с лету:

— Милый, мы должны удочерить ребенка.

Борис не готов к этому. Его надо плавно подвести, чтобы решение как бы„. принял он сам.

И Маша принялась рассказывать все по Порядку. Делиться впечатлениями дня. Борис раскладывал по полу образцы паркета и молчал. Когда Маша добралась до разговора с практиканткой, он сел рядом с ней на широкий подоконник и задумчиво проговорил:

— Мне кажется — вот этот, слева.

— Ага, — с готовностью поддакнула она и продолжила повествование.

Он снова перетасовал образцы паркета, отошел в противоположный конец комнаты и задумался.

Маша рассказала, как сунула десять долларов Дусе.

— Кстати, о долларах, — перебил Борис. — Я говорил тебе, что Агробанк закрылся?

— Нет.

— Представь себе. А ты хотела, чтобы твой гонорар перевели туда. Мол, ближе к дому. Хорошо, что у тебя есть я. И я тебя редко слушаю.

— Как хорошо, что у меня есть ты, — подхватила Маша и, подбежав, повисла у него на шее.

Борис немного обмяк. Она поцеловала жесткий подбородок и посмотрела снизу вверх в его лицо.

— И все-таки кто это тебя привез?

— Юрист.

— Я уже слышал.

— Я как раз и хотела к этому перейти, а ты перебиваешь.

— Я не перебиваю. Это ты скачешь на меня как ненормальная. Что-то раньше я в тебе такой прыти не замечал. Учти, что у меня здесь, кроме раскладушки…

— На полу… — улыбнулась Маша.

Но тут же поняла, что зря ляпнула. Руки Бориса, до сих пор спокойно лежавшие на ее талии, внезапно потяжелели, взгляд стал влажным, немного очумелым. Маша знала, что должно за этим последовать, и поняла, что своей репликой завела разговор не туда. Она мягко выскользнула из объятий жениха и прыгнула на подоконник.

— Ладно. Я не сказала самого главного. Я зашла в юридическую консультацию выяснить, нельзя ли удочерить Альку.

Борис замер столбом среди образцов паркета. Затем тихо присвистнул. Не глядя на невесту, спросил:

— Ну и что тебе там сказали?

Он собрал образцы и аккуратно сложил их у двери. Вышел на кухню.

— Сказали, что это несложно. Можно не удочерять, а установить опекунство, — крикнула Маша вслед.

— Кальмары сгорели, — сообщил Борис и хлопнул холодильником. Вернулся с бутылкой минералки и сел на табуретку. Другой мебели в комнате не было. — И… ты…

Я не понял, кто-то хочет ее удочерить? Кто-то из знакомых?

Маша некоторое время молча смотрела на него с застывшей улыбкой на лице. Приехали. Не думала, что все это будет так трудно.

— Я думала, что это должны сделать мы.

— Мы?!

— Мы с тобой.

— Нет, ты это серьезно? — Борис отхлебнул из бутылки. — Или это шутка? Как насчет брачного контракта? Я твой юмор не всегда понимаю, Мань.

— Я серьезно, — тихо и спокойно ответила Маша. Она вдруг почувствовала смертельную усталость. Сил не осталось пристраиваться к чужому настроению.

— Ну и как ты себе это представляешь?

Борис поставил бутылку на пол и воззрился на девушку. Вот теперь он был весь внимание. Маша знала наверняка, что сейчас он не пропустит ни слова.

— Милый, Алька — очень хорошая девочка, — проникновенно начала она. — С ней совсем не бывает хлопот. Тем более она такая преданная. Умная. Мы ее Профессором зовем — у нее память замечательная. Я ее читать в четыре года научила. Мы ходили по улицам, и она вывески читала. Малявка такая… А потом — она тихая совсем, ее и не слышно целыми днями.

— Тихая девочка, которая бродит по ночам с песнями по квартире. Представляю. — Борис произнес это вдохновенно, явно передразнивая Машу. Но она не обиделась.

— Глупости, — мягко сказала она. — Многие впечатлительные дети — лунатики. К двенадцати годам, возможно, это пройдет. Да это с ней редко бывало раньше. Просто смерть матери растревожила ее мир, и поэтому… Борис! Но это же так понятно.

— Может быть, тебе это и понятно. Но почему ты решаешь такие вещи, не посоветовавшись со мной? Ты не забыла, что собираешься замуж?

— Я не забыла. И я не решаю. Я пришла посоветоваться с тобой. Я почему-то была уверена в твоих… благородстве, щедрости… доброте… Ты… ты такой… — Маша поймала себя на мысли, что ищет в уме, какими же еще качествами наделить Бориса, и поняла, что унижается.

Она словно стала еще меньше ростом, а Борис от этого стал еще выше.

— Да не хочу я чужого ребенка в доме! — Борис вскочил с табуретки и принялся ходить от стены к стене. — Я к своим-то детям не готов пока, а ты мне навязываешь чужого. Уж если тебе хочется, чтобы я проявил щедрость, — я готов! Я отстегну любую, в разумных пределах, сумму, которую ты сама назовешь, на счет этого детского дома. Но детей оттуда к себе в дом не пущу. Извини!

И Борис ушел в спальню. Маша слышала, как под ним скрипнула раскладушка. Потом щелкнула зажигалка — он закурил.

«А ты чего ожидала? — Маша попыталась посмотреть на ситуацию объективно. — Что он захлебнется восторгом? Вполне естественная реакция. Ему нужно подумать. Вникнуть. А потом постепенно он свыкнется с этой идеей. Да, он станет прекрасным другом Альке. Наверняка».

Маша некоторое время постояла в гостиной одна, а потом тихонько двинулась вслед за Борисом.

Он сидел на раскладушке, выпуская дым в пустое пространство комнаты. Обои здесь были под шелк, с большими голубыми птицами. Маше они особенно нравились. Они выбирали их вместе.

Она пристроилась рядом с женихом. Прислонилась головой к его плечу.

— Борь, а если б у меня была сестра?

— Сестра, безусловно, жила бы с нами.

— Ну вот видишь? Алька и есть мне как сестра. Я ее с трех лет воспитываю пополам с Софьей Наумовной. Она очень мне дорога.

— Вот пусть Софья Наумовна и удочеряет.

— Да не разрешат ей. Она старая. У нас бы была полная семья. И мать, и отец.

Последняя фраза его окончательно взвинтила.

— Нет, ты хоть представляешь, что затеяла?

Борис резко поднялся и воззрился на невесту с высоты своего роста.

— Ты можешь поручиться за ее наследственность? У нее мать — алкоголичка, папаша — вообще неизвестно кто. Скорее всего такой же хроник. Или — зек. Ты хоть представляешь, чего она насмотрелась в своей семейке? Почему мои будущие дети должны расти с этой… с этим…