Нора Робертс - Драгоценности солнца
Бар был гордостью учреждения — богатый, темно каштановый, сделанный старым Шеймусом из дерева, поваленного молнией в канун летнего солнцестояния. Таким образом, вокруг было немного волшебства и сидящие чувствовали это.
Длинная зеркальная стена позади бара была заставлена бутылками. И все были чистыми и блестящими, как начищенное пени. Галлахер управлял кипучим пабом, но и опрятным в тоже время. Полы тщательно мылись шваброй, пыль безжалостно вытиралась, а выпивка никогда не наливалась в грязный стакан.
В камине пылал огонь, потому что это очаровало туристов. И многие заходили, чтобы пропустить стаканчик, послушать музыку, или пробовать один из пряных мясных пирогов.
Постоянные клиенты приходили вскоре после ужина, чтобы поболтать или посплетничать за пинтой Гиннеса[8]. Некоторые приходили и во время обеда, но чаще всего это были семьи. Или, если это был единственный человек, то потому, что он устал от своей собственной стряпни, или хотел пофлиртовать с кокеткой Дарси Галлахер.
Те, кто были знакомы с Галлахерами, знали, что Эйдан — старший из сыновей, начал управлять баром, когда их родители захотели уехать в Бостон. Самый серьёзный, он уже удовлетворил свою тягу к путешествиям и теперь так управлял пабом, что старший Галлахер непременно был бы очень доволен.
Сам Эйдан был доволен тем, где он был и что он делал. Он многое понял, пока путешествовал. «Зудящие ноги» часто говорили про него.
Он начал, когда ему только исполнилось восемнадцать лет, и путешествовал всюду по своей стране, затем по Англии, Франции и Италии, и даже Испании. Он провел год в Америке, ослепленный горами и равнинами Запада, изнемогающий от жары Юга, и замерзающий во время долгой северной зимы.
Он и его братья были такими же музыкальными, как и их мать, поэтому, по вечерам он часто пел в барах. Когда он увидел все, что стремился увидеть, Эйдан вернулся домой, двадцатипятилетним взрослым мужчиной.
В течение последних пяти лет она работал в пабе и жил в комнате наверху. Но он ждал. И не знал чего.
Даже теперь наливая пинту Гиннеса, протянув стакан Харпу, и настроившись одним ухом на беседе, он был напряжен и насторожен.
Те, кто знал его достаточно близко, могли бы видеть, осторожность в его глазах — синих и ярких, как молнии. У него было худощавое кельтское лицо, с дикой необузданной внешностью, в которой прекрасные гены родителей смешались с длинным, прямым носом, полным ртом и бесстыдно чувственным, жестким, подбородком.
У него было телосложение драчуна — широкие плечи, длинные руки и узкие бедра. И действительно, он потратил добрую часть юности, проверяя свои кулаки на чужих лицах или наоборот, проверяя свое лицо на прочность. В общем, он никогда не стеснялся пустить в ход кулаки, если это было необходимо.
Это был вопрос гордости, но в отличие от брата Шона, Эйдану никогда не ломали нос в драке.
Однако он прекратил искать неприятности на свою голову, поскольку вырос из мальчика в мужчине. Он просто ждал и надеялся, что когда найдет то, что ищет, то сразу поймет это.
Он заметил, когда Джуд вошла — сначала как владелец бара, и через секунду, как мужчина. Она выглядела настолько опрятной, с ее аккуратным жакетом и собранными волосами, и потерянными большими глазами, рассматривая комнату, как самка, ищущая новый путь в лесу.
«Симпатичная», — подумал он, как делает большинство мужчин, когда они видят привлекательное женское лицо и форму. И учитывая то, что за свою жизнь он видел много разных лиц, он заметил ее нервозность, держащую ее в напряжении, словно в следующую секунду она могла сорваться и выбежать из паба.
Ее вид, манеры заинтересовали Эйдана, заставляя его кровь быстрее бежать по венам.
Она расправила плечи, преднамеренное движение, которое развеселило его, и направилась к бару.
— Добрый вечер, — сказал он, неторопливо вытирая пролитую на стойку воду. — Как у вас дела?
Джуд вежливо ответила, слегка улыбнувшись пухлыми, чувственными губами.
«Да», — подумала она, — «все здесь великолепно».
Казалось, он ни капли не спешит ответить ей, только наклонил свое поистине великолепное лицо поближе к ней и задумчиво выгнул бровь.
— Вы потерялись, дорогая?
Из-за его голоса она вообразила себя льдом, тихо скользящим на пол в луже гормонов и жажды. Кажется, она слишком ярко представила себе эту картину.
— Нет, я не заблудилась. Я могу выпить белого вина? Шардонне, если это возможно.
— Думаю, я могу вам помочь. — Но он не сделал, ни одного движения. — Вы — янки, да? Молодая американская кузина Старой Мод, которая приехала, чтобы немного пожить в ее доме.
— Да. Я — Джуд, Джуд Мюррей. — Она автоматически протянула ему руку и осторожно улыбнулась, от чего показались очаровательные ямочки на щеках.
Эйдан всегда испытывал слабость к ямочкам на симпатичных женских лицах.
Он взял ее руку, но не встряхнул. Он только держал ее, пристально смотря на Джуд, и она была готова поклясться, что чувствует, как плавятся кости.
— Добро пожаловать в Ардмор и паб Галлахеров, мисс Мюррей. Я — Эйдан, и это мой бар. Тим, уступи леди место. Куда подевались твои манеры?
— О, нет, что вы…это не…
Но Тим, большой человек с массой волос цвета стальной шерсти, уже вставал со своего табурета.
— Прошу прощения. — Он отвлекся от спортивного канала и быстро подмигнул ей.
— Присаживайтесь или… — добавил Эйдан, поскольку она продолжала стоять и выглядела, мягко говоря, обеспокоенной.
— Нет, нет, это прекрасно. Спасибо.
Она села, пытаясь расслабиться, поскольку опять стала центром внимания. Это было то, что беспокоило ее больше всего: эти лица, обращенные к ней в надежде, что она будет лучше всех.
Он, наконец, выпустил ее руку и протянул ей бокал.
— И как вы находите Ирландию? — спросил Эйдан, отвернувшись к зеркальным полкам, чтобы взять бутылку вина.
— Она прекрасна.
— Думаю, здесь нет ни одного человека, который не согласился бы с вами. — Эйдан наливал вино, смотря на нее, а не на бокал.
— Как поживает ваша бабуля?
— О, — Джуд была поражена тем, что он, не глядя, абсолютно ровно налил вино и поставил бокал перед ней. — Она в порядке. А вы знаете ее?
— Да. Моя мать была Фитцжеральд и кузиной вашей бабули — троюродная или даже четвероюродная. Так что это делает нас с вами кузенами. Slainte, кузина Jude.
— О, хорошо, спасибо. — Но только она подняла бокал, как за ее спиной раздался громкий крик. Голос женщины, громкий как церковные колокола, обвинял кого-то в том, что у него мозгов не больше, чем у репы. В ответ раздраженный мужской голос заявил, что лучше он будет репой, чем немой грязью, в которой она растет.
