Анна Джейн - Белые искры снега
— Точно, — пообещала Матильда и напомнила. — В следующий раз я покажу тебе ее фотографию. Двадцатилетней давности, разумеется.
Я внутренне встрепенулась, а на лице моем появилась улыбка и снова откуда-то взялась эта щемящая сердце нежность. У меня никогда не было мамы, и я всегда хотела увидеть ее, увидеть хотя бы одним глазком. Поговорить с ней, послушать ее голос, почувствовать запах духов — а она ими наверняка пользуется, я ведь очень люблю духи! Мне хотелось знать, какая она и что любит, какие вещи ее раздражают, а какие — успокаивают. Любимая музыка, еда, вид спорта, кино — я все это хотела узнать. Я хотела ее обнять — раз в жизни. И об этом я мечтала в детстве. Но, как я уже говорила, чудес не бывает, и мама не воскреснет, но она всегда жива в моей памяти, хотя я ничего не знаю о ней, кроме имени. И уже фамилии.
— Ну, думаю, нам пора.
— Матильда, — сказала я вдруг, видя, что она уже собирается уходить, и почему-то запаниковала. Не знаю, зачем я задала следующий вопрос. Чтобы потянуть время? — Я много про вас слышала и читала…
Ну, может быть, немного, но местной политикой я интересовалась и была более-менее в курсе дел, творящихся в правительстве. К тому же на третьем курсе я как раз стала подрабатывать в городской газете, где о всяких там чиновниках частенько писали.
Она улыбнулась краешком уголков тонких губ благородного бордового цвета — помада у Матильды была хорошая, не смотря на то, что она пила кофе, на чашечке не осталось и следа от косметики, а губы как были накрашенными, так такими же и остались.
— Можно задать вам еще один вопрос?
— Задай.
— Я знаю, что вы общаетесь с Инессой Дейберт, — назвала я по имени одного из самых известных журналистов, вернее, журналисток, только мне не нравится, как звучит это слово, как то уничижительно, что ли, по отношению к женщинам, занимающимся журналистикой.
— И что? — вдруг откинулась на спинку стула Матильда. Она хотела даже руки скрестить, но не стала. — Почему ты про нее спрашиваешь?
— Знаете, я очень часто ровняюсь на людей, которые чего-то достигли в жизни. Они для меня пример. Дейберт — тоже пример, — искренне отвечала я. Инесса Дейберт была известным в городе журналистом. Она и писала в газете убийственные и разгромные статьи, и вела собственную программу „Вечер с Инессой Дейберт“, в которой проводила журналистские расследования, и вообще занимала позицию активного общественного деятеля и очень много помогала людям, попавшим в трудные жизненные ситуации. Я про нее даже сочинение в школе писала, после того, как посмотрела ее репортаж о совершенно диком случае. одна женщина, весьма неравнодушно дышащая к алкоголю и, видимо, страдающая какими-то психическими заболеваниями, родила ребенка. За ребенком она совершенно не следила. Кормила и одевала его, как в таких неблагополучных семьях обычно и бывает, бабушка. А после ее смерти мальчик остался совсем один. Его ненормальная мать, не желая слушать плачь голодного сына, додумалась посадить его на цепь, прикованную к батарее, чтобы он не мешал ей и ее дружкам-алкашам. С мальчиком обращались, как с собакой. Даже миску на пол рядом поставили. Если бы не бдительные соседи и мгновенно отреагировавшая на их звонок Инесса, с этим несчастным ребенком явно случилось бы что-то жуткое. Но после ее репортажа, который многие называли сенсационным, этим ужасным случаем, наконец-то, заинтересовались правоохранительные органы, а ребенка, слава Богу, забрали из этого омерзительного места и отдали на воспитание хорошей семьи. Потом, через пару лет, все из той же передачи, я узнала, что мальчик адаптировался и стал совершенно обыкновенным. Приемных родителей его не показывали — те не хотели огласки, но видно было, что это хорошие люди. У меня даже слезы на глазах появились, когда я увидела на его хорошеньком лице счастливое выражение. Глаза паренька буквально горели, когда он рассказывал о новой маме.
— Я бы хотела быть похожей на Дейберт, — продолжила я и почему-то покраснела. На тот момент мне вдруг подумалось, что крестная сможет когда-нибудь познакомить меня с человеком, который стал для меня примером для подражания в профессиональной деятельности. Наверняка они знакомы. А еще я хотела показать крестной, что я не просто глупая курица без идеалов и целей в голове — я целеустремленная.
Матильда чуть повернула голову на бок и как-то странно посмотрела на меня. Я, если честно, не слишком хороший знаток душ человеческих, и психолог из меня аховый, но мне показалось, что во внимательно-встревоженном взгляде моей новоприобретенной крестной появилось какое-то необычное выражение, которое я никак не могла разобрать.
— Вот как? Да, я знакома с Инессой, ты права. А кто для тебя еще является примером, девочка? — спросила почему-то женщина, глядя мне в лицо. Мне казалось, что она вдруг заинтересовалась мной.
Мне не особо нравилось, что она называет меня девочкой, а не по имени, но в тот момент я этого не осознала — осознала только спустя пару лет, когда поняла, что Матильда всегда обращается ко мне именно так. Она почти никогда не называла меня просто Настей. Почему — я не знаю.
— Анна Политковская, — назвала я известное имя журналиста и правозащитника, убитой в 2006 году, а после еще несколько известных и громких имен людей, которые были, по-моему мнению, отличными профи в журналистике, не жалеющими своих сил.
— Ого, да ты выбираешь в свои примеры для подражания сильных людей. Высокого полета. — Крестная почти усмехнулась, но мне показалось, она одобряет мой выбор. — Да, лучше равняться на тех, кто добился много. Это помогает добиться того, что хочешь ты. Окрыляет. Тебе так нравится журналистика?
Я ответила утвердительно и сказала, что пишу статьи кое-где. Все-таки дурочкой я тогда была, честное слово!
— Хорошо, — непонятно почему сказала Матильда.
Ее телефон, лежащий, видимо, в сумке, зазвонил — раздалась знакомая мне мелодия — ария Каравадоси из оперы Джакомо Пуччини „Тоска“ в исполнении Андреа Бочелли. Интересно, крестная любит оперную музыку? Я тоже люблю. У меня на звонке стоит „Песня половецких девушек“ из балетного фрагмента второго действия оперы „Князь Игорь“, написанной великим композитором Бородиным в исполнении известного хора, но в современной обработке.
— Нам пора прощаться. Иди первой, — решила она, вытаскивая из сумки телефон, — я пока отвечу на телефонный звонок.
Я торопливо кивнула и положила на стол деньги за тирамису.
— До свидания. И спасибо, — сказала я искренне, встала и, заставив себя не оглядываться, ушла.
Пальцы болели от напряжения — так сильно я их сжимала.