Борис Михайлов - Немецкая любовь Севы Васильева
В семидесятых Ленинград наводнили "лимитчики" — некому стало работать на заводах, строить жилые микрорайоны и город охотно принимал иногородних. Лена знала, их следует опасаться, они так и норовят жениться на местной девушке с пропиской, и осесть в городе. Когда Сева признался, что живет в общежитии, детдомовский, успел жениться и через три года развестись, Лена уже по уши влюбилась. Никакие доводы родных не действовали. Познакомила с родителями, и Сева им понравился, озадачило лишь, что старше дочери и был женат.
Два года они снимали комнату, потом Севе, как передовику производства, дали комнату в заводском общежитии. После Университета нашел работу по любимой археологии в Академическом институте, заводское общежитие пришлось освободить. Снова скитались по съемным квартирам, пока не построили эту кооперативную. Лена в очередной раз была тронута бескорыстием друзей по детскому дому, скинувшимися на огромную, по тем временам, сумму для вступления в кооператив. В институте Сева быстро завоевал уважение ведущих ученых, и они помогли вступить в кооператив. В те времена задача не из легких, даже, если накопил денег.
Сева часто вспоминал детский дом и рассказывал жене о детстве. Когда вселились в собственную квартиру, стали приезжать друзья с женами и останавливались у них. Лена с радостью принимала их, гордилась, что у мужа настоящие друзья. В разговоре как-то промелькнуло, что в Стародубске Севу выселили из квартиры, отправили в заводское общежитие. Лена накрывала на стол и не прислушивалась. Позже объяснил, почему умолчал об этом эпизоде, — повздорил с начальством, она не спросила, как мог при своей доброте и покладистом характере с кем-то поссориться. Об отце и встрече с ним тоже не рассказал.
На самом деле после поездки в Германию, Севу перевели в другой цех, под предлогом невозможности дальнейшей работы в цехе, где готовят детали для военной техники. Комнату передали соседям. Как детдомовца выбросить на улицу не могли, и переселили в общежитие. Друзья по-прежнему окружали и поддерживали, но все равно Сева чувствовал себя изгоем, мучился, пока случайно не попалось на глаза газетное объявление. Кировский завод в Ленинграде приглашал квалифицированных станочников, обеспечивал благоустроенным общежитием. Сева рискнул и поехал.
…События, с которых начались перемены в жизни, медленно воскресали в памяти, когда Лена потребовала объяснить, кто такая Марика. В начале совместной жизни умолчал о немецкой одиссее, позже повода не находилось. Да и зачем жене знать, что родился от немецкого оккупанта. Гордиться не чем. Неожиданное письмо Марики застало врасплох. Время лечит, но не его. Счастливые дни их романа не забывались, хотя лет прошло немало. Он счастлив с Леной, души не чает в сыне Никите, а Марика продолжает сниться.
Марика основная причина, почему Сева не решался раньше рассказать о событиях семьдесят третьего года, а ни отец — немец. Опустить встречи с Марикой — рассказывать нечего, жена замучает расспросами, и невольно проговоришься. А рассказать — лишиться части своего прошлого, принадлежащего только ему и никому больше, — оправдывал он себя.
— Пришло приглашение, а они еще решали, пускать — не пускать, — возмутилась Лена, когда Сева поведал о событиях, предшествующих поездке.
Рассказал не все. Не помянул и Надю, как в дальнейшем опустит многое, связанное с женщинами.
— Знала бы, сколько анкет, характеристик и рекомендаций пришлось заполнять, переписывать, согласовывать. Время, какое было! Слушай дальше.
***
Заграница для Севы началась с Киевского вокзала в Москве. Едва он с добровольным экскурсоводом по столице, оказался на перроне, их окружила толпа иностранных корреспондентов. До этой минуты Сева не видел ни одного иностранца. Засверкали вспышки, к Севе потянулись микрофоны, посыпались вопросы. Спрашивали, как узнал адрес отца, простил ли мать, трудно было получить разрешение на поездку, намерен ли остаться у отца или вернется. Сева едва успевал отвечать. С благодарностью подумал о Сереге, вызвавшемся проводить. Предугадал вопросы, с которыми лезли настырные корреспонденты.
Сергей — молодой парень — "журналист из Сибири", как он представился, "случайно" оказался соседом по гостиничному номеру в Москве. Новый знакомый держался с ним по-дружески просто, вызвался быть гидом по столице, сводил на Красную площадь, в магазин "Дружба" на Горького, где Сева приобрел русско-немецкий разговорник. Поделился опытом своих поездок за границу, и советовал, как держаться там, отвечать на вопросы журналистов, которые наверняка будут их задавать, много смеялся, рассказывал анекдоты. Сева догадался, что "журналист" из органов, — слишком настойчиво давал советы.
Помог избавиться от назойливых журналистов и один из попутчиков, поторопивший Севу войти в вагон, а то уже скопилась очередь. В вагоне спросил, чем это Сева вызвал интерес у толпы иностранных корреспондентов. Сева только пожал плечами и ничего не ответил. Позже они познакомились, и Сева объяснил. Попутчиком оказался — наш журналист Евгений Бутузов, возвращающийся из отпуска на работу в Германию.
— Откуда они всё знают про меня? — в свою очередь спросил его Сева.
— Едешь в Германию, журналисты, в большинстве, немецкие. Естественно, знают твою историю. Сенсационный материал. Жаль, мне нельзя воспользоваться. Любопытная история.
Много позже, возвратившись в Стародубск, когда заводское радио отменило интервью с ним о ФРГ, Сева вдруг вспомнил горестное высказывание своего попутчика "Жаль, мне нельзя воспользоваться". В Германии его история вызвала широкий интерес, у женщин слёзы. Жителям страны победившего социализма, советские идеологи посчитали не этичным знать подобные факты из истории Второй Мировой войны.
Остались позади хлопоты и переживания, связанные с отъездом. Второй день за окном международного экспресса Сева видел чужую землю. Зеленые ухоженные поля, маленькие чистенькие городки, с обязательными островерхими костелом или кирхой. Большую часть времени он смотрел в окно и размышлял, представлял встречу с отцом. Честно говоря, Сева и себе толком не мог ответить, зачем пустился в дорогу. Посмотреть, как живут люди в другом мире? Конечно, любопытно Европу увидеть своими глазами, а не по телеку в "Клубе кинопутешествий". Главным, все же, было желание встретиться с человеком, волей судьбы оказавшимся отцом, разузнать больше о матери.
До конца путешествия оставалось совсем немного, когда из соседнего купе вышел прощаться Евгений Бутузов.
— Подъезжаем.
Заметив в руках Севы закрытый разговорник, спросил:
