Ведь они не ты (СИ) - Юлия Торринская
Согласно инструкции Ольховского необходимо было оставить чемодан в оговоренном месте и уехать. А после ждать и надеяться. Ждать когда эта мразь выполнит свою часть сделки, позвонит. Сообщит место нахождения Поли. И надеяться, что точно выполнит. Все просто и понятно. Ничего сложного.
Только в какой-то момент все пошло далеко не так, как планировалось. И стало все сложно. Алекс слишком поздно понял, Ланге все же оказался прав. Ольховский даже и не планировал выполнять свое обещание. Отпустить Полю. Живой.
Но было уже поздно. Слишком поздно.
В сознание приходила тяжело.
Голова кружилась, как сумасшедшая разболтанная карусель. Тело было легким и тяжелым одновременно. В горле першило от сухости. Глаза вообще не открывались. Веки, будто налились свинцом. Ужасно хотелось пить и кричать, чтобы дали хоть что-нибудь, чтобы эта сумасшедшая гонка за собственными извилинами прекратилась. Но самым главным и, пожалуй, мерзким было то, что ее тошнило. Кошмарно. Зверски. Ч и т а й н а К н и г о е д. н е т
Кое-как приоткрыв глаза, Полина осмотрелась и увидела, что помещение, в котором она находилась, являлось большой комнатой без окон с железной дверью, с голыми, без намека на отделку, бетонными стенами, потолком и полом. Помещение явно имело хозяйственное предназначение, вдоль стен стояли какие-то ящики, коробки. Через весь потолок тянулись две железные балки, непонятного предназначения и функций, через одну из них была перекинута цепь с монументальным крюком на конце.
Она сидела на стуле, стоявшем посередине комнаты, и ее руки были примотаны скотчем к задней спинке, а ноги — к ножкам стула. Дернулась — бесполезно. Намертво приклеена.
Кровь отхлынула от головы, оставляя вместо себя холод. Сердце колотилось так, что болели ребра. Ей было страшно! Чудовищно страшно! До жути! И не отпускало ощущение нереальности.
Почему Ольховский ее не убил сразу, там в дамской комнате? А приволок сюда. Ему что-то надо от нее? Поиздеваться? Замучить… до смерти?
«Что же делать?!» — простонала Поля.
Вопрос был нелогичен, делать она ничего не могла, ведь сидела приклеенная скотчем.
«Надо же что-то делать, как-то выгребать из этого треша непроходимого! Что-то ведь делать надо же! Но, что? И как?»
От неопределенности и страха — животного, тупого, который ее накрывал, проникая везде, сжирая все, даже звенящую боль в челюсти и голове, — Шумова почувствовала, что ее затягивает непролазная, тягучая, как патока, мерзкая паника!
Она тряхнула головой, прикусила губу, специально делая себе больно, изгоняя приближающуюся истерику и страх.
«Прекрати! Нельзя! Соберись!» — прокричала на себя девушка.
Еще не все потеряно! Алекс… он найдет ее. Спасет.
Медленно выдохнула, успокаиваясь, находя утешение в абсолютной вере в то, что Соболев непременно ее вытащит из лап смерти.
«Поторопись, любимый!!! Я жду тебя. Я верю».
Вдруг зябко поежилась. Одновременно и сердце, инстинкт, и интуиция завопили, затвердили об опасности. Медленно подняла голову и уперлась взглядом в железную дверь. Та, скрипнув, открылась…
Из темноты шагнул мужской силуэт. Полина пыталась разглядеть. Вглядывалась…
«Кто ты?! Алекс? Господи!!! Пусть это будет ОН!!!».
Надеялась! Дыхание перехватило от щемящего ожидания. Но…
Она встретилась с глазами безумца. Мертвого душой безумца. Страшный взгляд беспощадного от безразличия человека, для которого давно уже стерты всякие рамки, ограничения и запреты, а жизнь других людей не стоит даже воздуха, которым они дышат.
— Смотрю, очухалась! — услышала она до боли знакомый насмешливый голос.
Войдя в комнату, Марк Ольховский, улыбнулся. Улыбкой маньяка, убийцы. Самый мерзкий голос напильником резанул по натянутым нервам. Полина заметно поморщилась.
— Вижу, что не рада. Как же так, мышь?! Я так очень даже! Считал секунды до нашей встречи.
Он подошел к ней и ухватил лапищей за подбородок, дернул ее голову вверх и, брызгая слюной, процедил:
— Очень ждал. Долго-долго. Сильно-сильно.
— Да пошел ты! — процедила Поля, пытаясь не сорваться в омут паники и ужаса. — Отпусти меня немедленно! Алекс тебя достанет и уничтожит…
Но тот не дал ей договорить, резко наклонился ближе и издевательски ухмыльнулся:
— Алекс? Не тот ли это субъект, кишки которого разбросало в разные стороны буквально недавно? Вместе с его хваленой службой безопасности и бронированным автомобилем. Э-э-э, нет, мышь! Это вряд ли! Никто меня никогда уже не достанет и уж тем более не уничтожит! Взрыв был знатный, сдохли все! Помер твой неугомонный Александр Михайлович Соболев.
Она в ужасе смотрела и не понимала, что он говорит. О чем он? Какой взрыв?
— Сдох твой любовничек и защитник!!! Заплатил за твою драгоценную жизнь огроменную сумму и помер. Он отлично мне заплатил. Можешь гордиться собой, ты дорого стоишь. Заряд детонировал, аккурат, как только они оставили деньги, сели в машину. Очень, наверное, торопились… Не переживай, скоро ты встретишься с ним…
Она не воспринимала больше слова, не понимала, о чем тот говорит — как какое-то отдаленное бубнение, звуки эти казались ей такими страшными, зловещими.
Алекс… О, Боже! Он не мог… погибнуть. Или… Нет. Нет! НЕТ!!!
Полину накрыла безысходная, какая-то серая муть отчаяния. Заполняя сознание, парализуя. Подминая под себя все существо — личность, разум, все, что было Полиной Шумовой. Ужас захлестнул ее, сдавил горло петлей, не давая дышать.
Алекс… Его нет? Погиб? Нет. Нет! НЕТ!!!
И неожиданно, когда безнадега почти сожрала ее, она выскочила из затягивающей трясины и с удивлением поняла, что верила! Она абсолютно точно, с ясностью прозрачной небесной синевы, верила. Алекс не мертв! Не может он погибнуть. Только не ОН. Ольховский врет или ошибается. Неважно. Алекс жив. И он придет за ней.
И она перестала бояться! Совсем!!! Будто кто-то щелкнул там, наверху пальцами, и восприятие мира, действительности изменилось! Было страшно, страшно, страшно — оп! — стало спокойно, еще щелчок, и из глубины Полиного существа поднялась злость!
Вот же тварь! Какая же мразь этот Ольховский!!! Он столько причинил горя людям. Очень многие пострадали от него. Он монстр. Пытался ее убить, держал в постоянном страхе. Издевался. Он угрожал Алексу. Ее Алексу.
— Ты… — она материлась смачно, с красиво построенными оборотами и завихрениями. Она поливала Марка такой словесной грязью, что сама удивлялась, откуда знает столько унизительных и скверных слов. Смысл некоторых даже не понимала. Зато Марк прекрасно понимал. С каждым произнесенным ею словом, он зверел. Его глаза наливались кровью и бешеной тьмой. Беспощадной. Убийственной.
Полина смотрела ему в глаза и говорила,
