Влюбленный лжец (ЛП) - Кинг Лола

Мы выглядим такими глупыми и счастливыми.

Я открываю первую страницу, а там записка для меня. Та самая, которую я знаю наизусть.

Дорогая Элла,

Когда-нибудь я покажу тебе это. Все записи, которые я сделал для тебя, чтобы ты могла увидеть себя моими глазами.

Надеюсь, тогда ты поймешь, почему я не могу перестать думать о тебе.

Я листаю дневник, кажется, часами. Запись за записью о том, что он думает о моих глазах, моей коже, моих танцевальных навыках. О том, как он видит мое тело и мой ум. О том, как он впечатлен тем, что у меня есть страсть, от которой я не могу отказаться. Есть записи с той ночи, когда я сказала ему, что не буду с ним, если он будет моим последним вариантом. Заметки о тех днях, когда он помогал с уроками.

Здесь все. Его любовь и одержимость мной.

Безумно подумать, что какое-то время я часто писала ему, небольшие предложения то тут, то там, но никогда не показывала ему, как сильно скучаю по нему. Мы так долго делали друг для друга то же самое, сами того не зная.

И последнее до сих пор вызывает у меня странное чувство. Смесь волнения, почтения и тяги к сердцу.

Если я когда-нибудь отдам тебе этот дневник, вспомни тот день, когда они пытались оторвать меня от тебя. И помни, что я приполз к тебе домой. Я всегда буду возвращаться домой к тебе.

Неважно, как далеко Крис решит остаться, и сколько бы времени он мне ни дал, эта ниточка всегда будет тянуть нас обратно вместе. И я готова сказать ему это.

Я знаю, что он будет на могиле отца, потому что он приходит туда каждую пятницу после занятий. Люк сказал мне. Но сегодня мое сердце упало.

Его здесь нет.

Ни с того ни с сего я осознаю, как сильно я хотела, чтобы он был здесь. Могилы вокруг меня начинают кружиться, страх от того, что я действительно потеряла его, леденит мою кровь. Мои колени ударяются о траву, и я с трудом пытаюсь сделать вдох. И впервые за несколько месяцев моя рука тянется к бедру. Я почесываюсь, но чувствую, что это неправильно.

Мне больно, но я не хочу, чтобы было еще больнее. Нет, если уж на то пошло, я хочу, чтобы Крис сделал так, чтобы это прекратилось, как, я знаю, он может.

Я роняю цветы, которые принесла его отцу, и тянусь к телефону в сумке. Меня охватывает паника, зрение расплывается. Что, если я потеряла его навсегда? Что, если он ушел, потому что я заставила его ждать слишком долго?

Я нажимаю его имя на своем телефоне, и он звонит один раз, прежде чем взять трубку.

— Элла. — Он говорит шепотом, едва выговаривая слова, словно не хочет, чтобы кто-то вокруг заметил, что он разговаривает по телефону. — У меня очень важная встреча, все в порядке?

— Я… — Боже, я вдруг чувствую себя так глупо.

— Мне больно.

Худшего времени для этого и быть не могло.

— Ты как-то сказал, что я должна позвонить тебе, если… я… я хочу причинить себе боль. Мне очень жаль, но это нелепо.

Раздается скрип стула, бормочутся извинения перед окружающими. Я слышу, как он говорит, что у него срочное дело, а затем дверь.

— Где ты? Не двигайся. Я буду там, как только смогу. Мне просто нужно попасть на самолет.

— Что?

Моя грудь напряглась. Он должен сесть на самолет?

— Где ты? — настаивает он.

— На… на кладбище Стоунвью. Я пришла, чтобы увидеть тебя… но тебя там не было.

Раздается звук лифта. Его голос прерывается, когда он говорит.

— Хорошо? — это все, что я слышу.

— Я не знаю, что ты сказал, но ты не должен садиться на самолет… где ты?

— Не двигайся. Я буду там меньше чем через пять часов. Все это время я буду разговаривать по телефону.

Я подношу руку ко лбу, оттягивая линию волос. — Подожди, Крис, ты не должен ничего этого делать…

— Поговори со мной. — На заднем плане я слышу шумные улицы. — Что заставило тебя позвонить мне? Что болит?

— Я чувствую себя глупо, говоря об этом, — признаюсь я, играя с травой вокруг себя.

— Ничего страшного. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом. У тебя сегодня были занятия с Оливией Уайт?

— Конечно, ты об этом знаешь, — фыркнула я. — Шпионишь за мной?

— Всегда. Но я научился держаться подальше, не так ли?

— Да. — И я ненавижу это, но не говорю. — Занятия с Оливией были приятными. Она очень хорошо учится.

— Я так рад. Ты счастлива, что танцуешь каждый день? Я думаю да.

Мое сердце учащенно забилось, и я не смогла сдержать улыбку на своем лице. — Может, у меня и нет будущего, но я так счастлива.

— Главное, чтобы ты была счастлива, сл…

То, как он обрывает себя, произнося мое прозвище, похоже на удар в грудь.

Это все еще реально, тот факт, что мы не вместе. Мы друзья, но это щедрость. Я ненавижу чувство, которое оно вызывает.

Он задает мне больше вопросов о моей жизни за последние шесть месяцев. Рассказывает, что они с Люком общаются, но не в самых лучших отношениях. Тем не менее он уверен, что исправится перед ним. Фоновый шум сменяется улицами, машинами, улицами, оживленным шумом аэропорта.

При посадке в самолет он почти минуту висит на телефоне, говоря, что переключается на Wi-Fi в самолете, и сразу же перезванивает мне.

— Я был с ним, — продолжает он, говоря о моем брате. — У него была встреча с инвесторами для его новой компании. Люди, которых он знает из Лос-Анджелеса. Никого из Круга, к счастью. Он хотел, чтобы я был там, чтобы притвориться, что с ним какой-то адвокат.

Усмехаясь, он добавляет, — Не знаю, насколько разумно было использовать студента юридического факультета, но, по крайней мере, это означает, что он все еще доверяет мне.

— Ты бросил встречу с инвесторами моего брата, чтобы прилететь ко мне?

— Он уже должен знать, что ты для еня превыше всего.

— Крис, — простонала я. — Он будет в ярости.

— Больше, чем когда он похоронил меня заживо?

Смех вырывается из моих губ, и мне становится не по себе на секунду, прежде чем он присоединяется ко мне. Наступает тишина, и я задаю вопрос, который не дает мне покоя уже несколько месяцев.

— Круг… как ты можешь простить их за то, что они сделали с твоим отцом?

— Я никогда не забуду и никогда не прощу, — спокойно объясняет он. — «Круг» получит по заслугам. Но ты знаешь, что говорят о врагах.

Я подтверждаю его зловещие слова простым кивком, которого он не видит, а мой взгляд снова устремляется на могилу. — Ты не плакал.

Он понимает, что я имею в виду похороны.

— Я должен был быть сильным ради мамы и Джульетты.

— Даже Роуз и Джейк плакали, — добавляю я, чувствуя, как эмоции возвращаются. — Я тоже.

— Тогда, наверное, я должен был быть сильным для всех вас, — усмехается он.

Я вытираю единственную слезинку, упавшую на левую щеку.

— Прости, — фыркаю я. — Я чувствую себя такой идиоткой. Я просто… Ты хоть отдохнул? Нашел время, чтобы позаботиться о себе? Я волнуюсь за тебя.

Он хмыкает, и я представляю, как он откидывает голову на сиденье самолета, закрывает глаза и снова открывает. Может быть, даже массирует затылок.

— Ты хочешь знать правду? Или ты хочешь, чтобы я тебя успокоил?

— Правды. Пожалуйста, отныне только правда.

— За последние несколько месяцев у меня было слишком много поводов для скорби, Элс. Не думаю, что у меня был шанс по-настоящему переварить хоть одну из них. Я потерял тебя, мое безопасное пространство. Конечно, я не плакал о смерти отца. Потому что я потерял плечо, на котором мог выплакаться. И это моя собственная вина.

Я даже не знаю, что ему ответить. Он прав. Во всем прав. Поэтому он быстро меняет тему. Мы часами говорим о многих вещах, о которых я никогда не думала, что когда-нибудь заговорю с ним снова. О нашем любимом времени посещения спортзала в университете Сильвер-Фоллс, о жалобах на наши курсы, о моих любимых балетных движениях, о том, с чем мне сложнее всего справиться. Мы говорим о его эссе по юриспруденции, о его маме, о Джульетте и ее оценках. Мы даже говорим о наших любимых совместных воспоминаниях.