Простить и поверить (СИ) - Вера Эн
— Корнилов! — только и выдохнула она, осененная догадкой. — Ты решил, что Кирилл, который меня в кафе приглашал, это…
Договорить не сумела: неконтролируемый приступ смеха атаковал с такой силой и неожиданностью, что она захлебнулась им, расхохотавшись в голос и не в силах больше ничего объяснять. Да, да, она, конечно, обижала этим Димку, может, даже оскорбляла: вон он как старательно доказывал, что не идиот и что не придумал ее интереса к Жнечкову, — но весь этот абсурд просто накатывал волнами, не давая Лене успокоиться, а Димка только все сильнее хмурился и сжимал руки в жесткие защитные кулаки.
— Я так смешон, Лен? — с каким-то звенящим разочарованием наконец поинтересовался он, и в следующую секунду Лену в спину ударила дверь, а в проеме показалась Кириллова голова.
— Да это я, папка, был! — с гремучей смесью жалости и сыновьей любви воскликнул он. — Это я с Еленой Владимировной в кафе ходил! Это со мной она в своем кабинете разговаривала! И по телефону мне звонила! Мы давно с ней начали общаться! Еще до того, как я узнал, что она твоя одноклассница!
Лена немного оторопела от жара этой исповеди, а у Димки, что называется, просто отпала челюсть. Черт его знает, что творилось там, в его голове, но вместо того, чтобы начать возмущаться, не верить или задавать уточняющие вопросы, он бахнул, глядя без отрыва на Лену, что-то совсем неожиданное:
— То есть все это время я тебя к собственному сыну ревновал?
Лена резко вздохнула. У Димки был такой голос, словно он не о ревности, а о любви своей говорил, и именно о любви Лена столь же серьезно его и спросила:
— А ты меня ревновал?
Димка обжег ее взглядом, а потом прижался губами к ее губам столь по-собственнически, что никакого другого ответа и не было нужно. Да, ревновал, да, боялся потерять, особенно считая, что в роли сторожа проигрывает любому конкуренту. И поссорились они тогда с ним именно из-за призрачного Жнечкова, а вовсе не из-за Милосердова: теперь-то Лена это точно понимала. И ей предстоит еще, конечно, объяснить Диме свою дружбу с его сыном и эти их глупые тайны, так изведшие Димку, что сегодня он уже не сдержался, но все это будет потом. А сейчас они просто целовались, стискивая друг друга в каких-то безудержных объятиях, напрочь забыв и про Кира, и про чайник, и про все остальное на свете, потому что не было ничего важнее, чем немедленно убедиться в своей нужности и желанности.
И Лена, когда они наконец позволили себе секунду передышки, первым делом коснулась рукой Диминого лица, до смерти желая почувствовать ладонью его щеку.
— Что мне с тобой делать? — кривовато усмехнулся он. Лена раскаянно вздохнула.
— Я никогда в жизни не считала тебя смешным, Дим, — негромко и проникновенно произнесла она. — И не хотела испытывать. Но у вас с сыном семейная тяга к конспирации. А я не могу вам ни в чем отказать.
Он прижался второй щекой к ее виску и закрыл глаза. Каких только демонов не выпустила из бездны ревность, пока Черемуха заливалась смехом, заставляя ощущать себя последним ничтожеством, а все оказалось даже лучше, чем Дима мог бы придумать. И он заставит, конечно, Ленку с Кирюхой рассказать обо всех их развлечениях за его спиной, но только с сыном он и был готов делить Черемухино внимание.
Как так получалось, что Ленка всякий раз оказывалась лучше, чем он способен был ее представить?
— Два поганца, — заявил наконец он, плюсуя к Кирюхе то ли Лену, то ли себя. Потом признался: — Я мечтал о том, чтобы вас подружить, а вы, оказывается, подружились и без меня.
Лена необидно хихикнула и сладко поцеловала его в губы.
— Ну, Дим, мечты для того и существуют, чтобы сбываться, — заметила она, и таким голосом, что ему неожиданно показалось, будто мечтают они об одном и том же…
Глава 26
Без отца решить возникшую проблему Лена все же не сумела. Она до последнего не хотела звонить ему, предполагая, каким выйдет этот разговор, но в итоге благополучие двоих Корниловых оказалось сильнее собственного неудобства. И Лена набрала номер, по которому не звонила уже почти месяц.
— Пап, у тебя же вроде был знакомый в прокуратуре, — с ходу начала она, желая тем самым исключить ненужные и несвоевременные вопросы, но совершенно не учла того впечатления, какой ее вопрос мог произвести на неподготовленного человека.
В трубке повисла секундная тяжелая тишина, а потом отец спросил придушенным голосом:
— Леночка, дочка, у тебя неприятности?
В груди кольнуло его страхом.
— Нет, папа, все хорошо! — немедленно ответила Лена, мысленно костеря себя за неосторожность. О себе она, значит, позаботилась. А об отцовском больном сердце забыла напрочь. — Я просто одному человеку хочу помочь, вернее, даже двум. А тут без связей не обойтись!
Кажется, она говорила достаточно убедительно, чтобы отец ей поверил. Он глубоко и медленно вздохнул, выдохнул и потом все же уточнил:
— И тебя среди этих двух нет?
Лена замотала головой, словно он мог ее видеть.
— Нет, пап! — снова подтвердила она. — Но мне важно помочь этим людям. Важно избавить их от неприятностей и, возможно, большой беды.
Теперь ругать себя пришлось уже за болтливость: желая успокоить отца и заручиться его поддержкой, Лена сказала лишнее. Теперь отец спуску ей не даст.
— И кто тогда эти люди, Леночка? — вкрадчиво поинтересовался он. — Я их знаю? Может, я сам могу решить их проблемы, без всякой прокуратуры?
Лена неслышно хмыкнула: последним вопросом отец оставил ей лазейку. Посмотрим, сумеет ли она ей воспользоваться.
— Вряд ли, пап, — уже куда более размеренно и осторожно проговорила она. — Там органы опеки угрожают забрать ребенка у отца. Не думаю, что ты сумеешь найти на них управу.
Говорить о Димке было нельзя. После Лениных обид папа ненавидел его куда сильнее, чем сама Лена, и его явно не устроит Жнечковское заверение в Корниловской невиновности. Как бы то ни было, а на Лену Димка спорил. Спорил, что она станцует перед одноклассниками стриптиз. И у Димки не было никаких шансов завоевать после этого папино расположение.
— На органы опеки управу? — снова уточнил
