Энн Харрел - Огонь Менестреля
Вильгельмину с Катариной втолкнули в какую-то хижину. В единственной комнате этого строения стояла короткая ванна. Была еще раковина, плитка на две конфорки и маленький переносной холодильник, который оказался пустым. Сеточка душа заржавела. Стены были сколочены из неструганных досок, и сырой, холодный ветер с озера задувал в щели. Дом не отапливался. Обстановка была скудной — раскладной диван, маленький стол, застланный красной клетчатой клеенкой, и два деревянных стула. Задняя дверь была надежно заперта, а у главной двери стоял охранник в одежде цвета хаки. Он велел женщинам укладываться спать.
Они по очереди вздремнули на диване — только потому, что были уже немолоды. «Случись это сорок-пятьдесят лет назад, — подумала Вильгельмина, — я бы ни за что не уснула». В десять часов охранник принес йогурт, какую-то овсяную бурду и сок грейпфрута. Пища показалась им отвратительной. Вильгельмина напомнила себе, что когда-то им приходилось есть луковицы тюльпанов и кормовую свеклу; она с удивлением обнаружила, что сестра не выказывает никакого недовольства пищей. Они как могли подвязали ее сломанную руку полотенцем, но этого явно оказалось недостаточно. Катарина ни разу не пожаловалось, хотя по всему было видно, что она испытывает адскую боль.
Сейчас, проснувшись, они обе смотрели в окно. Катарина устроилась у окна, выходившего на странное, черное озеро, а Вильгельмина через боковое окно разглядывала кипарисы, покрытые какой-то плесенью, в которой сестра признала испанский мох. За деревьями виднелся симпатичный дом с крытой террасой, выстроенный в деревенском стиле из простых сосновых досок. Ухоженная, посыпанная гравием дорожка уходила к причалу и лодочной станции. За домом, в отдалении — на каком именно расстоянии, Вильгельмина сказать затруднялась — виднелась вертолетная площадка, куда они недавно приземлились. Вильгельмина все еще находилась под впечатлением того жуткого полета и не доверяла сейчас своему глазомеру.
— Нашему сержанту совсем неплохо живется, — сказала Вильгельмина по-голландски. Ей было проще говорить на этом языке, и Катарина не возражала.
— Я не думаю, что это лагерь Блоха, — ответила Катарина, не отрываясь от окна. У нее был нездоровый вид, и Вильгельмина очень беспокоилась за сестру. Обе они уже не были такими же бодрыми, как сорок лет назад. — Что-то подсказывает мне, что он принадлежит сенатору Райдеру.
— А Блох запустил лапу в его карман. До чего отвратительно.
— Он знает, что я обманываю его, — вдруг с отчаянием сказала Катарина.
— Похоже на то, — ответила Вильгельмина. Ей было невесело, но она не теряла присутствия духа. — Ты меня извини, Катарина, но я все-таки считаю, что не стоит сбрасывать со счетов Джулиану. Твоя дочь — девушка неглупая и храбрая. Она сделает все необходимое.
— Все необходимое, чтобы спасти нас, Вилли.
— Пусть так.
Катарина ничего не ответила и опять погрузилась в молчание; она все больше молчала с того самого момента, как они прибыли в лагерь. Вильгельмина тревожилась за нее; она бы все отдала, лишь бы унять боль и облегчить страдания сестры.
— Я знаю — больше всего на свете тебе хочется, чтобы Джулиана исчезла и отсиделась где-нибудь, — спокойно заговорила Вильгельмина. — Я понимаю тебя. Но, Катарина, сейчас она должна принять решение сама.
— Я не хочу, чтобы она страдала!
— Конечно, не хочешь. Ты хочешь уберечь ее — точно так же, как во время войны мы хотели уберечь тебя. Но скажи, Катарина, разве ты не протестовала против этого? И многие годы потом ты укоряла себя только за то, что мы пошли на все, оберегая тебя от нацистов.
— Вы с Джоханнесом отправили меня с Менестрелем к Хендрику, потому что знали, что мне он никогда не причинит зла, — вдруг сказала Катарина, скорее разговаривая сама с собой. — Вы догадывались, что он может выдать вас, но меня спрячет.
— Нет, просто вполне логично было отправить именно тебя…
— Вилли, не лги мне. Прошу тебя.
Вильгельмина вздохнула.
— Да, все мы хотели спасти тебя. Если удастся спасти тебя — значит сохранится частица нас. Так мы думали.
— Мама с папой погибли. Погибли ради меня.
— Нет, Катарина. Конечно, они бы отдали жизни ради тебя. Но все было иначе. Они погибли, потому что активно работали в Сопротивлении и слишком много знали. Им были известны все имена и явки. Они владели информацией, которая была нужна нацистам. Тобой нацисты не интересовались. Ты была в надежном месте, но они пытали маму с папой вовсе не потому, что хотели выяснить, где ты. В тебе говорит юношеский эгоцентризм, Катарина. Наши родители погибли за свои убеждения.
Слезы потекли из нежных глаз Катарины, и она сердито смахнула их.
— Мне все время хочется быть такой же сильной и твердой, как ты, Вилли. И что из этого получается? Вилли, а ты… ты видела, как погибли мама и папа?
Катарина впервые задала ей этот вопрос. Вильгельмина, знала, что он мучает ее, но никогда не рассказывала ей об этом. Она кивнула, чувствуя себя бесконечно усталой и одинокой.
— Меня привели, чтобы я посмотрела на казнь. Их расстреляли. Папа был едва жив после пыток.
— А мама?
— Ее тоже мучали, но не так, как его. Нацисты заставили меня смотреть, они думали, что это сломит меня и я изменю свое решение.
— Они плохо знали тебя, правда?
— Да, — сказала Вильгельмина. То страшное зрелище лишь закалило ее решимость. После этого она уже не боялась ни боли, ни смерти.
Катарина рыдала, сотрясаясь всем телом.
— Я всю жизнь думала, что тогда должна была быть с вами.
Вильгельмина покачала головой.
— Я очень рада, что тебя там не было. Это лучшее, что ты могла сделать для мамы с папой. Представь на их месте себя с Адрианом. Разве вы не хотели бы того же для Джулианы?
— Да, — ничуть не колеблясь, ответила Катарина. — Именно этого я желала бы ей.
— Тогда давай пока оставим прошлое в покое, ладно? Сейчас мы должны сосредоточиться на настоящем.
Катарина улыбнулась сквозь слезы.
— Ты тертый калач, Вилли, — сказала она по-английски. — Я рада, что мы вместе.
Вильгельмина, тронутая до глубины души, кивнула.
— Я тоже, Катарина.
— Его тело обнаружили на одном из флоридских пляжей, — рассказывала Элис Фелдон, перечисляя Мэтью факты об Отисе Рэймонде, которые были на телетайпной ленте. — Явное самоубийство. У него прострелена голова. Обычная история для вьетнамских ветеранов-наркоманов. Это попало на ленту только из-за того, что дело произошло на частном пляже какой-то важной птицы, недалеко от Апалачиколы, на Мексиканском заливе. Богатая дамочка чуть не грохнулась в обморок. Вот такие дела.
