Отблеск миражей в твоих глазах - De Ojos Verdes
— Нет нужды, — перебивает и целует мой висок. — Мне нравится всё, что ты делаешь, Барс. Я… я тоже демисексуал.
— Ты — чеканушка…
Мстительно оттягивает корни сильнее. Я хрипло посмеиваюсь. Следом почти сразу крепко засыпаю.
Следующую неделю мы снова контачим обыденно, то есть, критических столкновений не происходит. Я не спрашиваю про курьеров, но подсознательно жду, что Шипучка сама расскажет, приходят они до сих пор или нет. В целом, это не имеет значения, потому что я всё равно встречусь с Адамовым. Но почему-то мне хотелось отсрочить тёрки с малым, чтобы посмотреть, как будет вести себя Лус после ссоры.
К моему разочарованию, она об этом не заговаривает. Но последние несколько дней ходит слишком загруженная. Даже в постели другая, нет отклика, мыслями далеко.
Меня пиздец как злит её поведение. Вымораживает, что снова скрывает. Нервничает, накручивает себя, отстраненная со мной. Но, сука, не признается ни в чем! Опять!
Спокойствие моё, блядь, блюдёт.
Сегодня я пришел раньше обычного.
Сажусь за стол, пока она сервирует ужин. Ломлюсь от скрытого бешенства, глядя на заплаканное бледное лицо.
И не выдерживаю…
Когда ставит передо мной тарелку, хватаю за тонкое запястье и дроблю требовательно:
— Ничего не хочешь сказать?
Лус крупно вздрагивает и стреляет в меня испуганным взглядом. Мать твою, какие еще сомнения?.. Молотит от её реакции…
Подбираюсь в ожидании очевидного ответа о нашем любимом сталкере.
И затухаю под обвалом эмоций, услышав совершенно неожиданное:
— Я… у меня задержка, Барс…
[1] Имбá — что-то мощное, выделяющееся, крутое.
[2] Сигма — мужчина-одиночка, независимая от мнения общества личность.
[3] Байтить — (от англ. «bait») провоцировать, приманивать.
51. Барс
Механически встаю и вытягиваюсь в полный рост, не выпуская её запястья.
Грудная клетка будто под каменным гнетом, дышать трудно.
— Просто задержка?.. — переспрашиваю бесцветно. — Или тест что-то показал?
— Я не делала тест, — совершенно по-детски быстро-быстро качает головой из стороны в сторону, глазища безжизненные, только страх и транслируют.
Малодушно позволяю облегчению разлиться по венам, гася аварийный уровень тревоги.
Всего секунду.
А потом Лус, затравленно дернувшись, вырывает свою руку и отходит к кухонному гарнитуру. Становится спиной ко мне и нервно цепляется за столешницу до побелевших пальцев.
И меня жутко царапает её жест. То, как закрывается от меня. Бежит, словно я могу причинить ей зло — подсознательно именно этого и ждет.
Иду следом, касаюсь хрупкого плеча. Она предельно напряжена, вибрирует, как натянутая струна. Эти болезненные колебания отзываются во мне ржавым жестяным скрежетом.
— Ты боишься меня?.. Или ситуации в целом?
Не дышу почти. Слишком важный вопрос.
Девчонка не сразу отвечает. Плечо под моей ладонью дрожит, и я понимаю, что она плачет, сдерживая рыдания.
Бля-я-ядь…
— Я боюсь навредить нам обоим… — судорожным хрипом.
— Как? — хмурюсь, не врубаясь в её загоны, ведь еще ничего конкретного нет.
— Нежелательной беременностью, Барс! — кричит истерично и порывисто бьет по гранитной поверхности несколько раз подряд, вымещая эмоции, — я боюсь увидеть эти чертовы полоски! Я боюсь!.. Господи… — хватается за голову, горбится сломленно. — Я не хочу… как наши родители! Не хочу! Мы тоже не справимся!..
Кнутом вспарывает раны.
Лус выскакивает из кухни бедственным ураганом, оставляя за собой в хлам разъебанного меня.
Дезориентированно моргаю, осматриваюсь. Прикладываю ладонь к шее, считывая пульс. Силюсь успокоить бунт разномастных мыслей. Теряюсь в моменте. Не знаю, что правильно — кинуться за ней или позволить побыть наедине с собой хотя бы немного.
До этой секунды я был уверен, что её психическое состояние стабильнее моего в плане тех же комплексов и триггеров. Эта девчонка ни разу не дала усомниться в том, что внутри неё царит принятие. Даже если мы поверхностно касались острых тем, её высказывания заставляли верить, что она давно справилась с болью, отпустила ту.
Разница между Лус три года назад и Лус, которую знаю сейчас, неизмерима. Она светится умиротворением, излучает силу, нашла себя, выстроила цели. Я, мать твою, в глубине души гордился ею с первой минуты, хотя постоянно ожидал подвохов. Мне нравилось, какой стала эта чеканушка в завязке. Опять же, и специальность выбрала такую, чтобы себе помочь… Ощущение, что у неё всё схвачено. Еще и меня пытается настроить на позитивный лад.
И вот… сука… приехали, называется.
Ни один из нас до конца так и не свыкся с прошлым.
И это охуеть как плохо.
Подхожу к окну, распахиваю настежь. Прикуриваю, щурясь на тающие лучи солнца.
Две сигареты подряд. Достаю третью и секунд десять пялюсь на неё в упор. Кладу обратно, закрываю окно.
Из гостиной доносятся приглушенные всхлипы, сворачиваю туда. Мы редко используем эту комнату, здесь лишь так и остались мои вещи, поскольку в спальне шкаф маленький и еле вмещает одежду Лус. Львиную долу совместного времени мы с ней проводим либо в кухне, либо в кровати. Что тоже не есть хорошо, я знаю, но пока так.
Сажусь на диван рядом с Шипучкой, перетаскиваю её на себя и обнимаю.
Меня нехило нахлобучивает от нездоровой тряски, в которой заходится тело мелкой. У самого всё начинает дребезжать в непереносимом бессилии.
Пиздец.
Как это вынести? Как пережить её отчаяние? Если меня на куски таскает оттого, что ей больно?
Невесомо целую черные прядки у виска, прячу тотальное замешательство за монотонными легкими поглаживаниями по тонкой спине. И чуть позже, когда Лус чуточку стихает, вытирая нос салфеткой, толкаю нерешительно:
— Поговоришь со мной? О своих родителях.
Впервые прошу об этом не из необходимости тупо успокоить, как раньше, когда мы поднимали этот вопрос, и я действовал по инерции, а из искреннего желания узнать, понять, поддержать по-настоящему.
Меньше всего на Свете я люблю трепаться о семейных скелетах, это то нерушимое внутреннее табу, которое было неизменным для меня с детства. Но сейчас всё иначе. С ней — иначе.
— Барс, не надо. Я возьму себя в руки. Правда. Еще пару минут.
— Пожалуйста. Поговори со мной, — дроблю с паузами, но в голосе теперь твердость, свидетельствующая о готовности стать слушателем.
Она горестно вздыхает, мнется еще какое-то время.
Сползает с меня на диван, ложась впритык, и устраивается щекой на моем бедре. Ледяные катаны, стянувшие ребра, чуть ослабевают. Она рядом, не артачится. Тепло от этого. Рука моментально тянется к её волосам. Бессознательной манией.
— Слышал фразу «После детства кулаками не машут»? — из нее вырывается очередной безутешный всхлип, а я
