Завтра наступит вчера - Татьяна Лунина
— Надеюсь, и сын мой даст клятву Гиппократа, — закончил свои рассказ доктор медицины.
— А у тебя есть сын?
— Пока нет. Но хочу верить, что будет. — Он крепко сжал ее руку. — Василиса, история не повторяется в точности, она след в след не ходит. Я вытащу тебя, обещаю. С тобой все будет хорошо. Ты только сама не сдавайся!
Умеет же шутить профессура! А в день, когда за ней приехал Влад, доктор Яблоков пригласил его в свой кабинет. О чем шептались — неизвестно. Но вышли оба спокойные, только бледные чуток.
И потопали на слабых ножках дни, которых становилось для нее все меньше. Как там говорит Рыжик? Memento morí?[23] А что о ней помнить? Это она о тебе не забудет. На работе, естественно, прознал и, что с ней, — слухом земля полнится. Но надо отдать им должное: никто в душу с расспросами и жалостливыми советами не лез, вели себя как ни в чем не бывало. Только чуточку повнимательнее стали и не придирались по мелочам. Она помахала ручкой улетевшему «Икару». Какое вождение? Не смешите! По этому поводу горевала, если честно, недолго. Что уж мелочиться? Лес рубят — щепки летят. Окрестилась в церкви. Бога ради — не жалко! Хотя, как верная дочь своего отца и времени, была убежденной атеисткой и не верила в поповские сказки. Если честно, это была уступка свекрови, которая прониклась вдруг к невестке безумной любовью и бурлила планами ее спасения.
— Василисушка, а я чаек тебе принесла. Попей перед сверкой — свежайший! — В редакторскую бочком втиснулась с дымящимся стаканом в одной руке и пирожком в другой Баланда. — Я же сама завариваю, на травах, — похвасталась она. — Здесь и мята, и зверобой, и земляничный лист. Знаешь как бодрит? Каждый день пью. Не в баре же эту отраву хлебать!
— Спасибо, Тамара. — Васса приняла из рук горячий стакан.
— А пирожок? Вчера испекла. С творогом. Вкусные! Попробуй.
— Спасибо, пирожок не хочу. Ты же знаешь, я на диете.
— Само собой, — охотно подхватила эту ложь Баланда, — но диету нужно чем-то подкреплять — иначе долго не продержишься. Я однажды тоже пробовала похудеть — ужас! Зареклась на всю жизнь. Не ела ничего, один суп пустой с сухарем жевала, как корова сено. Потеряла два кило. А потом плюнула и вернулась к нормальной жизни. В итоге — плюс три кило за две недели. Зачем мучилась?
— Первая программа — на сверку! — заглянул в дверь ответственный выпускающий. — Здорово, Поволоцкая! Чаек попиваешь? Хорошее дело! — одобрил он. — У тебя не первая?
— Я на первой, Володичка, — протиснулась обратным ходом в дверь Баланда, — и я уже на сверке. Меня здесь нет.
— Давай, Тамара, в темпе, не задерживай! — Он подмигнул Вассе: — Уважает тебя девушка наша — берегись.
Васса молча улыбнулась и сделала еще глоток душистого темно-медового чая. Кто бы мог подумать, что Баланда станет о ней так трогательно заботиться? И делать это совершенно ненавязчиво: чаек по утрам, улыбка в коридоре — вот, пожалуй, и все. Хотя, если подумать, ничего странного: просто есть тип людей, которые не переносят чужого счастья, но охотно помогают в горе. Зазвонил телефон.
— Алло.
— Васса, это я! Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, Ирина Пална, нормально.
— Молодец! — энергично похвалила трубка. — Ты хорошо позавтракала?
— А что? — насторожилась «молодец».
Свекровь уже замучила ее лечебными диетами.
— Сегодня можешь есть до отвала. Завтра начинаем лечебное голодание.
— О нет, — не выдержав, застонала подопытная, — не верю я в это, Ирина Пална.
— Прекрати хныкать! Если хочешь, буду голодать с тобой за компанию.
— Честно? — поразилась невестка героизму свекрови.
— Чтоб мне в бедности прожить! — Это была серьезная клятва: Ирина Павловна деньги любила и счет им знала.
— Ладно, — вздохнула невестка, — я попробую. Одна, не надо вам мучаться. Только я не верю в эти голодания, Ирина Пална.
— Не канючь. Хочешь быть здоровой — придется немного потерпеть. Ничего не дается даром.
Легко говорить! Никогда сытый не разумел голодного.
— Ирина Пална, извините, меня на сверку зовут.
— Хорошо, до вечера. Вечером я буду у вас. — В ухо запищали короткие гудки.
О нет, только не это! Она уже порядком подустала от кипучей деятельности свекрови и хотела бы сегодня просто отдохнуть, поваляться на диване с книжкой вен и все. Не надо ей никаких диет и лечений — пусть ее оставят в покос. Она уже смирилась с болью, в какой-то степени даже привыкла. В принципе можно и вытерпеть — надо только приноровиться, принять правила игры этой мерзавки. А так — вроде и терпимо. Пока. Да и боль стала другой, видать, тоже подстраивалась под жертву. А как иначе? Если хочешь кого завоевать — один кнут не годится, здесь и пряник нужен. А пряником был не нож, который раньше резал ее ухо, а дрель, сверлящая в разных местах: в пояснице, в ногах, в груди. Хрен, правда, редьки не слаще, но хоть запах поприятней. Опять завизжал телефон, требуя внимания. «Господи, что ж так орешь-то, — буркнула Васса серой коробке, — будто режут тебя».
— Алло.
— Василиса, это я. Здравствуй! Как дела?
— Нормально, Сереж. Ты права получил?
— Какая шустрая! — рассмеялся Сергей. — Я еще вождение не сдал.
— Режут?
— Еще как!
— А получишь права — покатаешь?
— Моя машина — твоя машина. Мы завсегда к вам с почтением, Василиса Егоровна.
— То-то же, тружеников пера уважать надо, — заважничала «сценаристка».
— Василиса… — Он замолчал в нерешительности.
— Да, Сережа, я слушаю. Ты что хотел сказать?
— Да нет, ничего, — передумал он, — потом. Есть одна идея, рано пока говорить. Но если получится, пойду в церковь, свечку поставлю.
— Ты же медик, Яблоков! — удивилась Васса. — А стало быть, атеист до мозга костей. Ты людей резал, разве видел ты у них душу?
— Одно другому не мешает, — резонно возразил «атеист». — Душа — штука не материальная. Ее руками не потрогаешь. Тебе помощь моя не нужна?
— Помощь — нет, дорогой профессор. А вот голос — да. Звони. Я всегда рада тебя слышать.
— Правда? — обрадовался профессор.
— Чтоб мне сдохнуть! — вырвалась у Вассы детская клятва. — Ой! — Она в ужасе зажала себе рот рукой.
— Жить долго будешь! — уверенно сказал Сергей. — А сейчас, прости, обход через минуту. Нехорошо задерживать коллег, уж о больных и не говорю.
— Молодец!
