Связанные прошлым - Кора Рейли

Лицо Римо посуровело. Никаких признаков его прежнего триумфа или насмешек. Я подал Сэмюэлю знак, и он подтолкнул Адамо к своим братьям. Адамо упал на колени, прижимая к себе сломанную руку. То, как он посмотрел на Римо, открыло мне глаза на связь, которая не имела для меня никакого смысла, по крайней мере из того, что я знал о Фальконе. Римо коснулся головы своего брата так, как я иногда касался Леонаса, и они взялись за руки.

Сэмюэль шагнул вперед и ударил Римо кулаком в лицо, затем пнул его в пах, прежде чем тот успел ударить его пистолетом в висок. Римо отключился с этой долбаной кривой улыбкой на лице. Я махнул рукой нескольким солдатам. Они бросились вперед и схватили Римо, затем отнесли его к машине, где запихнули в багажник.

Фальконе уже сидели в своей машине, но Нино смотрел на меня с чистым расчетом.

Я снова сел в машину, и мы отправились в конспиративную квартиру, где в течение следующих двух дней должны были расчленить Римо.

Сэмюэль недоверчиво рассмеялся и похлопал Пьетро по плечу, а тот натянуто улыбнулся. Данило с глубоким вздохом откинулся назад.

— Мы его поймали, — сказал Сэмюэль. — Мы действительно его поймали. Блядь. Не могу поверить, что мы можем разорвать этого ублюдка на куски.

— Имею честь отрезать ему член, — сказал Данило.

— Да, мы так и договорились.

Данило все еще не мог забыть ни Серафину, ни то, что Римо обесчестил ее. Его правление в Индианаполисе стало более суровым и жестоким, чем правление его отца когда-либо, он был эффективным и преданным, поэтому я позволял ему делать то, что он считал необходимым, даже если это подпитывалось его безудержной яростью. Возможно, после смерти Римо он сможет жить дальше. Может, мы все сможем сделать это.

Серафина ждала нас в конспиративной квартире. Пьетро неуверенно посмотрел на меня. Ему не нравилась мысль о том, что она будет наблюдать за пыткой, но, как сказала Серафина, она заслужила свое присутствие.

Мы втащили Римо в просторный холл. Я еще не сказал Римо ни слова, даже не взглянул ему прямо в глаза. Я знал, что мне будет трудно сдержаться, и если я сдержусь, я хотел оказаться за звуконепроницаемыми стенами до того, как это произойдет.

Увидев Римо, Серафина побледнела.

— Ангел, — пробормотал Римо.

Моя голова повернулась к нему, брови плотно сошлись. Ангел?

Сэмюэль не дал Римо возможности сказать еще что-нибудь, ударив его кулаком.

— Это твой шанс попросить прощения, — сказал Пьетро.

Римо смотрел на него, пока его взгляд наконец не встретился с моим. Пока никаких признаков страха. Скоро это изменится. У каждого мужчины своя точка перелома. Он снова взглянул на Серафину.

— Ты хочешь, чтобы я попросил прощения?

— Я не прощу тебя, — сказала Серафина.

Я жестом велел Сэмюэлю и Данило увести Римо в камеру пыток. Как только они ушли, я подошел к Серафине. В ее глазах мелькнул намек на конфликт.

— Рано или поздно он попросит прощения, — сказал я.

Серафина одарила меня странной, несчастной улыбкой.

— Я не хочу, чтобы он это делал, потому что это было бы ложью, — она сделала паузу. — Вы его кастрируете?

Я предпочитал не посвящать девушек в ужасные подробности нашей практики пыток, даже Вэл. Я уважал ее, но она была склонна испытывать жалость даже к такому человеку, как Римо. И все же Серафина заслуживала ответа, и я не мог себе представить, чтобы она прониклась сочувствием к своему мучителю.

— Завтра. Не сегодня. Это слишком ускорит его смерть. Данило и Сэмюэль сделают это. Не уверен, что тебе стоит на это смотреть, но, возможно и стоит. Сегодня будет легче переварить, чем завтра, так что оставайся, если хочешь.

— Спасибо, — сказала она, прежде чем направиться к экранам, где могла бы наблюдать, как мы разбираемся с Римо.

Я коротко кивнул охраннику, сидевшему рядом с ней, и направился в камеру. Мой пульс ускорился, странное явление. Обычно требовалось немного пыток, чтобы вызвать скачок в моем сердечном ритме. Не сегодня. Это было почти так же, как в первые несколько раз, когда отец заставлял меня участвовать в сеансах пыток.

Когда я вошел в камеру, Римо лежал на голом каменном полу, а Данило и Сэмюэль пинали его вновь и вновь.

Он не сопротивлялся ударам, только смотрел в камеру в углу, словно знал, что Серафина наблюдает за ним. Пьетро выхватил нож и разрезал Римо грудь. Затем то же самое сделал Сэмюэль, а за ним и Данило.

Когда подошла моя очередь, я присел на корточки рядом с Римо. Он улыбнулся, обнажив покрытые кровью зубы.

— Это вызывает у всех вас ебаную эрекцию, не так ли?

Я холодно улыбнулся ему, вынимая нож из кобуры.

— Посмотрим, как долго ты будешь держаться за свое высокомерие.

— Ты действительно хочешь поговорить со мной о высокомерии, Данте?

Я вонзил кончик ножа ему в подмышку, зная, что это одно из самых чувствительных мест. Римо напрягся, но не издал ни звука, его взгляд не отрывался от моего. Он был хорошо знаком с болью. Его отец, вероятно, воспитывал его так же, как и мой. Он станет настоящим вызовом.

— В конце концов, все умоляют.

Рот Римо стал еще шире.

— А ты?

Я скорее умру, чем стану молить кого-то о пощаде.

— Не сравнивай меня с собой. Мы совсем не похожи.

Римо рассмеялся.

— Ох, но мы похожи. Этот блеск в твоих глазах я ощущаю каждый раз, когда подношу нож к чьей-то коже. Это, блядь, самое лучшее. Ты действительно считаешь себя лучше только потому, что прячешь своего монстра за чертовым костюмом-тройкой?

— Римо, ты еще встретишься с моим монстром, не переживай. В отличие от тебя, я не насилую девушку, ради получения власти.

Я вонзил нож ещё глубже в его подмышку, а затем жестом пригласил Данило подойти с зажигалкой.

Спустя несколько часов я вымыл руки.

Сэмюэль покачал головой и пробормотал:

— Когда этот ублюдок начнет просить милостыню? Нахуй это.

Я взглянул на Римо, который лежал без сознания на залитом кровью полу. Он снова потерял сознание, но не издал ни звука, только время от времени вздыхал или скрипел зубами.

Сэмюэль вышел в коридор, я последовал за ним и запер камеру.

Пьетро и Данило ждали в коридоре, оба потные и растрепанные, как и мы с Сэмюэлем. Рубашка прилипла к коже, а под ногтями запеклась кровь.

— Он сильный ублюдок, — сказал Пьетро, вытащив из кармана сигарету и закурил.

— Возможно, боль его и не беспокоит, но он покажет свою реакцию, когда