Несчастные девочки попадают в Рай - Кэрри Прай
Горький ком перекрывает воздух. Меня оглушает это боль.
— Прости меня, Паша, — рыдаю я, прижав мальца к себе. — Пожалуйста, прости меня.
* * *
Я не помнила, как мы добрались до автобусной остановки.
Забежав в сарай, который был не заколочен, Пашка смог достать коробку с дедушкиными вещами — единственная память, к счастью, сохранилась, — и несколько старых вещей.
Вечерело. Становилось невыносимо холодно. Чего я ждала? Не знаю. Наверное автобус, который увезет меня в прекрасное место под названием «Счастливая жизнь», только вот жаль, что билетика я не имела.
— Мне холодно, — признался Паша, поджав синие губы.
Я дала мальцу пуховую куртку, а сама укуталась в дедушкину рубашку. Казалось, она до сих пор пахла бергамотом. Мне стало немного теплее.
— Всегда мечтал примерзнуть к лавочке, — пробухтел Паша, кладя свою голову мне на колени.
— Не вредничай. Ты давно исполнил свою мечту. Еще так года три назад, когда облизнул скамейку в сорокаградусный мороз.
И хоть половину лица брата прикрывала огромная шапка, я видела — он гордился собой.
— Да уж. Было круто.
Со временем кончики моих пальцев стали неметь. Засунув руки в карманы дедушкиной рубашки, я чего-то коснулась.
Проклятье, снова эти чертовы записки.
Но достав мятый клочок бумаги, я поняла — это была не записка. Это было письмо. От Аркадия к дедушке. С огромной печатью, разноцветными марками и обратным адресом. Это было письмо от Аркадия. Это был мой билетик в новую жизнь.
Тепло пролилось по моим венам.
— Пашка, вставай, — потрясла я братца. — Кажется, я отыскала путевку в страну Оз.
Глава#33
Саша.
Закрывшись в комнате, я лежал на своей неудобной кровати и изучал потолок. Мне не нравилось находиться в одиночестве, но Семен уехал к этой странной Нинке, а разговаривать с матерью мне совершенно не хотелось. Иногда мне казалось, что я ненавидел эту женщину. Ненавидел за то, что она общалась с Клавдией и позволила этой мерзкой тетке увезти нашу Злату. Даже для меня этот поступок казался особенно бесчеловечным. Но, моя мать пошла на это и навсегда потерялась в моих глазах. Я вычеркнул ее также легко, как они вычеркнули Злату. Мою бедную Злату. Однако, не только это поступок заставил меня усомниться в ее человечности, есть кое-что другое. Есть отец, которого она снова приняла в нашу семью, наплевав на мое желание и на желание моего брата. Она вернулась к уроду, который предавал его на протяжении всей жизни, да и еще пустила в наш дом, предав тем самым своих детей.
НЕ-НА-ВИ-ЖУ.
Ненавижу слышать, как этот козел капается по нашим шкафам и жрет нашу еду. Ненавижу наблюдать, как он носит новые рубашки, которые приобрела ему Жанна, а потом по-свински вытирает об них свои жирные руки. Ненавижу встречаться с ним взглядом и крепко сжимать нож в своем кармане. Ненавижу мечтать о том, чтобы снова вспорот его брюхо, но держать себя в руках, ведь я обещал Злате, что больше не сойду с дорожки. И, особенно я ненавижу его: «Сынок, как ты?». «Тамбовский волк тебе сынок, ублюдок!» — одним лишь взглядом отвечал я, но продолжал держать себя в руках. Ведь я обещал Злате.
И вот сейчас, это жалкое подобие на человека шатается по моему дому, что-то вынюхивает, ищет жрачку, пока наивная Жанна пропадает в школе, а мне приходиться находиться с ним на одной территории и мириться с его незаслуженно бьющимся сердцем.
Тук. Тук. Тук.
Когда же оно перестанет стучать?
Тук. Тук. Тук.
Проклятье, пусть оно остановится.
Тук. Тук.
Кто-то стучится в нашу дверь, но я ничего не слышу, потому что в ушах стоит невыносимый шум. Внутренности сгорают от злости. Мозги готовы расплавится. Я весь горю и снова ненавижу.
Я — мерзкий человек, не спорю. Я — часть своего отца. Но, это не мешает мне желать ему смерти. Иногда, я желаю ее себе.
— Тук — тук, можно? — мои зубы заскрипели, когда светлая голова показалась из-за двери. Я был готов оторвать ее. — Не хочешь прогуляться, сынок?
Сынок? Сынок, да?!
— Ты шутишь? — спрашиваю я и награждаю его угрожающим оскалом.
— Хорошо. Я понял. Понял.
Тук. Тук. Тук.
Теперь я слышу, как колотиться мое сердце.
— Кто приходил? — рычу я.
Ублюдок отмахивается.
— Ох, не бери в голову. Соседка соли попросила.
Одним движением подбородка я приказываю ему убраться, и тот скрывается за дверью. Отвернувшись к стенке, я снова справляюсь с гневом уже привычным для себя способом — вонзаюсь зубами в запястье.
Меня отпускает только через несколько часов. И вот снова. Снова этот желтый потолок и вагон мыслей.
Где сейчас Злата?
Хорошо ли ей на новом месте?
Встретимся ли мы когда-нибудь?
Вспоминает ли она меня?
…
Интересно, о какой это соседке говорил этот ублюдок?
Глава#34
Год спустя.
— Златка, скажи Пашке, чтобы перестал жрать моих аквариумных рыбок! Обдристается ведь! — кричал из спальни Аркадий, подклеивая «фыалетовые» обои. — Вчера вечером, я не досчитался двух черных скалярий и одного молодого меченосца.
— Хорошо! — кричу я в ответ. — Значит, малец уже пообедал! Сегодня останется без добавки! Ну или без сладкого!
— Верно, дочка!
Поверить не могу, что мы уже целый год живем с Аркадием, в этой уютной квартирке, в самом центре Абакана. Это очень интересный сибирский городок, но к нему нужно привыкнуть. Огромные музеи, старинные достопримечательности, храмы, озера — все это прекрасно. Но, все-таки мне ближе непроходимые леса и скромные пруды.
Я так и не забыла Каменку. Я никого не забыла. И пусть времени для печали практически не осталось, мысли о ребятах заставляют меня грустить. Мне пришлось отправить множество писем на адрес Павленко Нины, но ответа я так и не получила. Скорее всего, девчонка осталась жить у своего дяди, а следом за ней переехала остальная семья. Что ж, я желала ей только счастья и всегда буду вспоминать ее добрым словом. Нинка была и остается самым ярким пятнышком в моей жизни. Впрочем, как и Семен. Он навсегда останется в моем сердце, как самый смелый, самый отважный и самоотверженный парень, которому любое море по колено. Я люблю их, и не престану любить. Надеюсь, они поддерживают переписку с Ниной, а может и того лучше…
Эх, снова эта грусть. Нет. Я счастлива. По-настоящему. От макушки до кончиков пальцев. Аркадий очень
