Дженнифер Крузи - Солги мне
Мэдди сосредоточилась на этой мысли. Отныне она посвятит себя дочери, вновь начнет преподавать и заживет жизнью матери, спокойной и размеренной, полной забот о ребенке. Сколь бы ужасной ни казалась подобная перспектива, если ей удастся избежать тюрьмы, это будет лучшее, что она сможет сделать. Ей не нужна Трева, не нужен Кей Эл, вообще никто не нужен, кроме Эм. Во всяком случае, в такой жизни нет места предательству.
А единственной ложью, которую она когда-либо услышит, будет ее ложь перед самой собой.
Следующие две недели Мэдди занималась собиранием по кусочкам своей жизни и материнскими хлопотами. Эм пошла в школу, Эм воспитывала Фебу, Эм продолжала плакать, прежде чем уснуть… Эм превратилась в центр ее вселенной, и Мэдди до предела сократила телефонные разговоры с матерью — ее раздражали сплетни, в которых было так много бессмысленной лжи. Всякий раз ей не терпелось поскорее вновь вернуться к дочери. Поначалу миссис Мартиндейл разговаривала с Мэдди ледяным тоном, потом в ее голосе зазвучали примирительные нотки, потом она начала беспокоиться, но на всех трех этапах Мэдди решительно обрывала излияния матери, желая лишь, чтобы ее оставили в покое.
Приобретение школьной одежды оказалось куда более важной задачей, чем прежде. Мэдди прекрасно помнила те адовы муки, которые ей доставляла убежденность матери в том, что ее дочь должна ходить в туфлях с плоской подошвой и застежкой на ремешке, в то время как все остальные носят кеды. Мэдди с ее блестящей черной обувью занимала крайнее место в незыблемой иерархии, на другом конце которой находились люди вроде Кендэйс и Стэна в старомодных сандалиях из потрескавшейся кожи, а золотую середину представляла Трева, располагавшая целым гардеробом спортивной одежды, которую она украшала вышивкой и наклейками. Трева легко порхала по школьным коридорам, а Мэдди тащилась позади, с трудом переставляя ноги в туфлях для добропорядочных девочек. Решив, что у ее дочери все будет по-другому, Мэдди предпочла долгой болтовне с матерью обсуждение с Эм ее школьной экипировки.
На следующий день после похорон заявился Генри и поставил свою полицейскую машину напротив дома под бдительным взглядом Леоны.
— Я привез личные вещи Брента, — сообщил он, когда Мэдди открыла ему дверь.
— Мне они не нужны, — отрезала Мэдди.
— Здесь кое-какие ценности и куча денег, — сказал Генри, вздохнув. — И письмо. Прочти его.
Впустив Генри в дом, Мэдди ознакомилась со списком предметов, найденных у Брента: часы, обручальное колечко, кольцо с печаткой, бумажник и множество прочих вещей. Брент таскал с собой немалый груз, но это было неудивительно, если учесть, что он собирался покинуть город. Генри добавил, что у Брента была еще серая спортивная сумка с одеждой и что в сумке лежало письмо с маркой и адресом Мэдди.
— По-моему, он собирался бросить его в ящик перед самым отъездом, — сказал Генри, протягивая ей конверт. — Мы бы хотели, чтобы ты его прочла.
Конверт был распечатан.
— Уже начинаете вскрывать мои письма? — спросила Мэдди, вынимая из конверта листок, выдранный из фирменного блокнота строительной компании «Бассет и Фарадей». Мэдди прочла письмо, чувствуя, как ее все более охватывает ощущение нереальности происходящего.
«Милая Мэдди.
Пожалуйста, прочти это письмо до конца, и тогда ты поймешь, что я не бросаю тебя, просто я вынужден покинуть Фрог-Пойнт, чтобы не сойти с ума. Поэтому я забираю с собой Эм, и мы вдвоем будем ждать твоего приезда в Бразилию. Поверь, я знаю, что делаю.
Люди станут говорить, будто бы я украл деньги, но это неправда. Я оставляю компанию Хауи, стало быть, это честная сделка. Я продал Стэну четверть своих акций, и когда ты отпишешь Хауи свою долю, мы будем в полном расчете. Если кто-нибудь скажет, что я не люблю тебя, не верь. Тот случай с Глорией больше не повторялся, и если она скажет, что там было что-то еще, не слушай. Как только ты прилетишь на юг, все снова будет хорошо. Эм понравится в Бразилии; ты знаешь, как она любит перемены. Не теряй времени и сейчас же выставляй дом на продажу. Его купят быстро, и тогда ты сможешь заплатить за авиабилеты, а остальное привезешь с собой.
Нам уже давно следовало расстаться с Фрог-Пойнтом, и наконец мы это сделаем. Все будет хорошо.
С любовью, Брент».
— Эм терпеть не может перемен, — сказала Мэдди, закончив чтение. — О чем он думал?
— Как ты полагаешь, что он имел в виду, упоминая о случае с Глорией? — спросил Генри.
— Я думаю, Брент спал с ней, — ответила Мэдди, — но у меня нет доказательств. Это письмо кажется мне полной бессмыслицей. Что он хотел сказать, когда писал об украденных деньгах?
Генри замялся:
— Насколько нам известно, Брент взвинчивал цены на строящиеся дома, а разницу клал в карман. Сейчас Кей Эл и Хауи пытаются в этом разобраться. Судя по всему, он обманул Дотти Уайли на сорок тысяч.
— Те самые деньги, что лежали в сумке с клюшками?
— Трудно сказать. — Генри поднялся на ноги. — Создается впечатление, что Брент проделывал это в одиночку.
— Не может быть, — возразила Мэдди. — Бренту не хватало сообразительности даже для того, чтобы составить баланс семейного бюджета. Мне самой приходилось рассчитывать налоги. Хотела бы я знать, кто научил его мошенничать?
— Жадность — мощный стимул, — заметил Генри.
Когда он ушел, Мэдди подумала, что даже жадность не смогла бы научить Брента математике. Вероятно, у него был помощник. Спустившаяся сверху Эм спросила, зачем приезжал Генри, и Мэдди пришлось вернуться к своим бесконечным заботам по защите дочери от всего на свете.
Потом позвонила Трева. Первым делом она сообщила Мэдди, что ее мать хорошенько отчитала Хелен. Это произошло напротив банка, в самом центре города.
— Хелен говорит всем, что ты убила Брента, — с отвращением произнесла Трева. — Она молотит языком, не переставая.
— Вряд ли кто-нибудь относится к ее словам всерьез, — сказала Мэдди, не желая вдаваться в детали.
— Твоя мать воспринимает ее очень серьезно, — ответила Трева с явным удовлетворением в голосе. — Она притиснула Хелен к стене банка и сказала следующее: «До меня дошли очень неприятные известия о том, что ты распускаешь сплетни о моей Мэдлин, но я говорю всем, что это неправда, потому что она всегда вела себя, как подобает примерной христианке».
— У банка? — растерянно спросила Мэдди. — На Центральной улице?
— Это было славное зрелище, — продолжала Трева. — Хелен увяла, и тогда, по словам моей свекрови, твоя мать намекнула, что если Хелен не заткнется, она обнародует кое-какие подробности из жизни Брента. Ирма сказала, что это был первый случай на ее памяти, когда кому-то удалось поставить Хелен на место.
