Зеленое солнце - Марина Светлая
— Какой, нахрен, тест? Какой ребенок? Анька, ты с ума сошла?!
— Твой… — Аня перестала улыбаться и настороженно смотрела на Кречета. — Ты мне не веришь? Ну у нас же было…
Самое дикое было в том, что он ей — верил. Она приволокла его бухого к себе, влезла к нему в кровать, изображала святую невинность наутро, но он ей верил. Потому что это была та же самая Анька, которую Назар знал с самого детства. Лет с семи. Видел, как она стеснялась отвечать у доски в первом классе и как к одиннадцатому лучше всех в школе читала стихи, даже на конкурсы ездила. Помнил, какая она неуклюжая была на физкультуре, но как славно у нее выходили разные поделки и рисунки. Привык, что она постоянно околачивается где-то рядом и смотрит на него вечно голодными глазами, словно он — здоровенный батон, а она — год ничего не ела. И еще он слишком хорошо помнил, что был у нее первым, что заставляло его мысленно материться и пытаться поскорее затолкать эту мысль поглубже. Чем такой первый — лучше старой девой помереть. Это же ненормально! Вообще! Наглухо!
Но глядя на нее сейчас, он реально не знал, что ей отвечать. Потому что так влипать он точно не собирался. Сцепив ладони, Назар заставил себя выдохнуть и сосредоточиться на ее перепуганном лице. Его испугалась, что ли? Немудрено. Он представлял себе, как выглядит в эту минуту.
— У нас не может и не должно быть никакого ребенка, — проговорил он твердо. — Найди, как решить эту проблему. Если нужны деньги на врача там… на лекарства какие-то — я дам сколько нужно.
Она ошарашено смотрела на него, не мигая и, кажется, даже не дыша. Потом сглотнула и сдавленно проговорила:
— На какого врача… У нас же теперь семья. Это ведь судьба, а от судьбы не убежишь, Назарчик. Я даже с родителями сама поговорю, хочешь?
— Не смей! Не смей даже! — зло прорычал он, благо в кафе, кроме официантов, почти никого не было. — Нет у нас семьи, Аня! Нет, понимаешь? И не будет. Ничего не будет. Мы один раз перепихнулись, потому что я пьяный был, а теперь ты мне своего ребенка навязываешь? Ты думаешь, мне это надо? У меня… у меня девушка есть, а на тебе я жениться не собирался и не собираюсь. Потому думай сама, что будешь делать, а я тут ни при чем.
— Девушка? — вспыхнула она. — Видно по ней, что там за девушка, — Аня вскочила на ноги и, сдерживая прорывающееся рыдание, выдохнула: — Когда ей надоест с тобой развлекаться, знай, мы будем рядом и будем тебя ждать. Потому что я рожу этого ребенка и сама его воспитаю, понял?
— Делай что хочешь, — он едва сдерживался, чтобы не заорать, — только не смей мне на глаза попадаться! Чтобы ни у себя дома, ни возле матери я тебя не видел, ясно? И не вздумай приближаться к Милане. Скажешь ей хоть слово — пеняй на себя. Нужны будут бабки — звони.
Поджав губы, Аня промолчала, развернулась на сто восемьдесят градусов и быстро ушла из кафешки. А Назар так и сидел, глядя на стул, который теперь пустовал, и раз за разом пытался осознать, что это сейчас произошло и как с этим жить. Потому что ни черта ему было не ясно.
Ребенок. Аня беременна его ребенком. Он ее один раз трахнул и даже помнил это смутно — а она, как простуду какую-то, сопли, подхватила беременность. Вот так запросто вообще. Он из головы выбросил, забыл давно и рад бы стереть навсегда, а она там… на что-то, оказывается, рассчитывает и чего-то от него хочет, потому что она залетела. Специально, что ли? Чтобы его заставить? Поставить перед фактом и даже не спрашивать? Такое вообще можно как-то подстроить?
Назар схватился за голову, негромко чертыхнулся под нос и вдруг дошло. Самое главное.
Если Анька оставит ребенка, как угрожает, то об этом скоро весь город заговорит. Пузо-то не спрячешь. И до матери дойдет, до дяди Стаха. Он только на днях Милане про собственного отца рассказывал — с какими глазами после этого ему смотреть на Ляну. Да и на Миланку тоже — как? После того, как сделал ребенка другой бабе и свалил в кусты?
Нет, должен быть какой-то выход. В конце концов, заставить его и правда никто не может. А ребенок… ну ее же дело, раз она хочет ребенка. Он-то не хочет, почему его мнением не поинтересовались? Пусть растит, воспитывает, учит, она ж педагог, вроде. Ему это счастье с ней нахрен не сдалось, он ей сто раз говорил, а она продолжала придумывать все новые и новые способы влезть в его жизнь. Влезла, молодец! Неутомимая Анечка!
Вот только ему теперь как выгребать? Мать точно встанет на ее сторону, начнет мозг выносить. Дяде Стаху — наплевать. Для него разницы нет, разве что скажет, что со Слюсаренками можно б и породниться, не последние люди в городе. Довольно с Назара и их. На Аниного отца плевать, но он тоже молчать не станет, добавит ощущений и…
… и где среди всего этого Милана — вообще неизвестно. А ведь она — в самом центре. В самой сердцевине всего. Она в нем, черт подери! И если она узнает… ее точно уже не удержишь. А он только и думал о том, как же ее удержать, как опутать, привязать, не отпускать, оставить себе, никому больше никогда не показывать. Потому что она — его! Его!
И ее у него будто бы отнимают.
Август перевалил за середину. До осени почти не осталось времени. Скоро она уедет. Ведь это все понимают. Мать только и ждет, когда же она наконец уберется из Рудослава и они заживут по-прежнему, а именно прежней жизни Назар боялся сильнее всего. Потому что вся та, прежняя жизнь была для него пустой и не имела никакого смысла. Он не понимал, для чего живет, куда идет и чего хочет. Была семья, в которой он год от года чувствовал себя то ли все более чужим, то ли
