Первый. Бывший. Единственный - Татия Суботина
– У меня уже глаз дергается от этого вопроса, – пробурчала я.
– Отвечай, Василиса, – приказал мне Грабовский, метая глазами молнии. – Я ее отец? Сроки нашего скоротечного романа как раз сходятся с моментом ее зачатия.
– Ты так хорошо разбираешься в репродуктологии?
– Я отлично разбираюсь в математике. Ну?
– Если не перестанешь так сжимать мою руку, придется учиться разбираться еще и травматологии. Да заодно и в юриспруденции, – прошипела я.
Грабовский тут же разжал хватку.
– Такая же кусачая, как и была, – сказал он.
– Еще и стерва, ты забыл добавить, – вспомнила я замечание Дубравина, которое меня, как оказалось, задело.
– А знаешь, меня это даже заводит, – поделился Евгений. – Будоражит кровь.
– Прибереги пыл для друга, – хмыкнула я. – Судя по всему, тебя уже заждались и будут встречать с ковровой дорожкой.
Грабовский кивнул, мол, оценил мою сообразительность.
– Ревнуешь? – подмигнул мужчина.
– Я так похожа на отчаявшуюся женщину, которая готова ревновать даже своего давно забытого бывшего?
– Ауч, – склонил голову набок Грабовский. – Хороший укус, Вася. Молодец, пять. А теперь будь хорошей девочкой и ответь на мой вопрос, чтобы мне не пришлось добиваться его другими способами.
Я закатила глаза.
– Не стоит меня пугать, Женя.
– Тебе тоже не стоит меня злить, Вася.
Я выдохнула. Этот случайный разговор стал набирать опасные обороты и выводить меня на эмоции. Но скорее всего, сказывалось нервное напряжение после встречи с бывшим мужем.
– Ты забыл, что был лютым поборником контрацепции, Грабовский? Иногда мне казалось, что будь у тебя возможность использовать десять средств защиты одновременно, ты бы это сделал. Так о какой дочери может идти речь?
Он поджал губы.
– Только не говори, что мне придется объяснять прописные истины такой взрослой девочке, – сказал Грабовский. – Лучшая защита – отсутствие сексуального контакта.
Краем глаза я следила за дочерью.
– Отец Русланы не ты. Выдохни и успокойся.
– Точно?
– Точнее не бывает, – хмыкнула я.
Судя по всему, возможность отцовства не то что не прельщала Грабовского, а даже почти вводила его в ужас.
– И все же я хотел бы сделать ДНК-экспертизу, – сказал он с такими интонациями в голосе, что я поняла: спорить бесполезно.
Да я и не собиралась, если честно. Что-то эта мышиная возня меня изрядно выматывала.
– Хорошо.
– Ты согласна? – удивился Грабовский.
– Мне нечего скрывать. Руслана не от тебя, – пожала плечами я. – Поэтому позвони мне, когда решишь устроить проверку. А теперь прости, я обещала дочери вкусный ужин и пиццу.
Грабовский кивнул, но сделал это словно деревянный.
Я не слишком хорошо его знала – если быть честной, то никогда и не пыталась узнать за отсутствием необходимости, – но догадалась: мужчину охватили эмоции, с которыми он не мог справиться. За безупречным фасадом и показным равнодушием скрывалось что-то иное.
Только вот мне совершенно не хотелось разбираться что.
– Хорошо, – прохрипел он. – Номер не сменила?
– Нет. Но график согласовать придется, поэтому без всяких неожиданностей, пожалуйста. Раз уж ты не согласен поверить мне на слово.
– Я никому не верю.
Это была не моя история.
Я и вляпалась-то в нее исключительно по собственной глупости и детскому желанию что-то Дубравину доказать. Не доказала, лишь сама окончательно запуталась и разбила себя на множество осколков.
За самооценку держалась? Хотела почувствовать себя желанной женщиной, раз уж муж оказался изменщиком? Мое самоутверждение пошатнулось еще тогда, когда я поняла: Грабовский преследовал политическую выгоду в отношениях со мной. Но я не остановилась, и мы продолжили использовать друг друга. Баш на баш. До слива информации журналистам.
Через эту грязь перешагнуть я не смогла. Да и не хотела. Это стало отличным поводом поставить жирную точку в том, что между нами. Если что-то вообще было, кроме голой физиологии.
– Вась? – позвал он меня.
– Эм?
– А ты по мне совсем не скучала?
Это был очень неожиданный вопрос, совсем не в стиле Грабовского, но я не растерялась.
– А ты по мне, скажешь, да?
Евгений ничего не ответил.
Впрочем, лишних слов здесь и не требовалось.
Я не следила за жизнью Грабовского, но в вакууме тоже не была. Поэтому птичка под названием «общественность» иногда подкидывала горячие новости.
Если не ошибаюсь, Евгений успел жениться. И развестись. И жениться. И развестись. И… В который по счету раз?
Я даже не бралась прикидывать. Для меня это оказалось слишком сложной жизненной математикой. В которой и участвовать-то не хочется, остается лишь радость, что не оказалась одной из бесконечного ряда разменных жен и любовниц.
Руся уже набрала полный пакет мандаринов, а теперь усердно пыталась их взвесить, чтобы налепить штрих-код. Вся моя суть рвалась к дочери, но и просто так уйти от Грабовского что-то мешало.
Женское любопытство?
– Женя? – позвала я, хотя не требовалось. Грабовский все так же стоял и смотрел на меня, не переживая, что его мороженое для друга совсем потеряет товарный вид.
– Да?
– Скажи, а почему ты так испугался самой возможности, что у тебя есть дочь?
Он не ответил сразу. Только глаза потемнели да губы сжались в тонкую линию.
Я уже и перестала ждать ответа. Грабовский был в своем праве – не мое дело лезть ему в душу. Чужие люди. Так, чиркнули друг друга по касательной в жизни и разошлись без драмы, истерик и лишних проблем, словно бы и не пересекались никогда.
– Есть люди, которые не должны иметь детей, чтобы не заставлять их зря
