Любимый цветок фараона (СИ) - Горышина Ольга
— Вижу, что Пентаур поделился с тобой не только знаниями, но и талантом учить других. Теперь я понимаю смысл твоих разодранных коленок: ты создана не для танцев Хатор, а для света Пта, потому наш Бог и не отпускает тебя к Тирии. Никто не посмеет решить за тебя, какой путь тебе надлежит избрать, и я не буду отговаривать тебя, коли ты останешься при своем желании стать жрицей Хатор, но верь мне старику, эти дети нуждаются в тебе сейчас куда больше, чем Фивы в новой жрице.
Нен-Нуфер нашла сморщенную руку, будто та могла защитить ее от пронизывающего до костей взгляда стоящего позади старого жреца фараона. Амени прервал ее поцелуй и, погладив по голове, поклонился еще раз властителю двух земель и затем хозяину дома. Дети проводили верховного жреца Пта до ворот, а взрослые не двинулись с места, но лишь привратник опустил засов, фараон объявил Сети:
— Я пришел за сыном, — и тут же взглянул на Райю: — Мать хочет видеть тебя, и я пообещал, что пару дней ты сможешь пожить у нее, — фараон обернулся так быстро, что Нен-Нуфер не успела спрятать глаза: — Асенат не успеет соскучиться, и у Нен-Нуфер будет время обучить ее женским хитростям, о которых нам, мужчинам, лучше не знать.
Мальчик метнулся к отцу, и фараон позволил себя обнять и, крепко взяв сына за руку, не простившись с остальными, направился к деревьям, скрывавшим низкую стену. Сети шагнул за ними, но фараон, не обернувшись, остановил его:
— Я не нуждаюсь в провожатых.
Нен-Нуфер опустила голову, чтобы скрыть слезы.
— Ты плачешь? — бросилась к ней Асенат. — Почему? Райя ушел лишь на пару дней. И мы, мы с тобой снова сможем танцевать!
На лице Асенат сияла улыбка, и Нен-Нуфер закусила губу, чтобы сдержать остальные слезы. О, Великая Хатор! Одной рукой ты даруешь, а второй бьешь наотмашь. Да в том, видимо, и есть твоя сила, что нельзя брать любовь обманом, и коль не достает смелости самому сказать правду, за тебя говорят ее другие.
— Смени платье, Нен-Нуфер, — послышался тихий голос Сети. — И возвращайся в главный зал, куда я велю принести сенет и фрукты, и не забудь взять флейту. Я уже говорил, что в моем доме нет места слезам.
Нен-Нуфер кивнула и медленно пошла по дорожке, заметая босыми ногами оставленные взбешенным фараоном следы. Отряхнув у порога ноги, она медленно поднялась наверх, где с улыбкой встретила ее Алоли. Только Нен-Нуфер не позволила служанке коснуться себя. Она сама сдирала мокрую ткань, как старую кожу, обнажая кровоточащее сердце. Она понимала, что фараон больше не отпустит к ней сына и, быть может, даже заберет маленькую Асенат, но сейчас девочка с нетерпением ожидает ее внизу вместе с отцом, который знает, что его ждет не меньшая кара за обман Его Святейшества, но Сети улыбается, и Боги улыбаются лишь тем, кто не застилает глаза напрасными слезами запоздалого раскаянья. Нен-Нуфер бережно взяла флейту и спустилась вниз, чтобы усладить слух Сети веселыми мелодиями, ибо неминуемое горе пока не перешагнуло порога этого гостеприимного дома. Она замерла у опущенной занавески и шепнула себе:
— Нет, я не стану плакать, не стану…
5.10 "Праздничный торт"
Сусанна хотела подтянуть к груди простынь, но в руке оказалось платье.
— Что это?
Мутные зеленоватые тона с белесыми вкраплениями. Название фирмы на этикетке ничего ей не сказало, но платье было явно дорогим и в ее размере. А дальше, совсем в ногах лежали домашние тапочки — черные на резиновой подошве и с меховой опушкой, больше похожие на полусапожки. Как же долго она спала, если кто-то успел смотаться в магазин!
Сусанна полностью освободилась от простыни и запрыгнула в тапочки — точно по ноге. А чему ты удивляешься, Суслик? Думаешь, для чего мистер Атертон делал тебе массаж ног? Мерку снимал!
Сусанна едва не засмеялась в голос. Дверь была закрыта, шторы плотно задернуты, а телефон теперь лежал неизвестно где… Впрочем, какая разница, который нынче час. В любую минуту от нее ждут появления в платье! Она отколола этикетку и бросила в мусорное ведро в ванной комнате. Платье хоть и было в пол, но не мешало при ходьбе, и вырез почти не оголял ключицы. Платок к платью не прилагался, потому Сусанна смоченной расческой попыталась выпрямить волосы. Прическа может и не подходила к платью, но соответствовала домашним тапочкам. В таком виде можно уже показаться имениннику!
Только Сусанна не смогла пройти мимо тумбочки, на которой лежала рукопись. Ей место в чемодане вместе с остальными листами. Она открыла последнюю страницу в надежде увидеть продолжение о том, как Нен-Нуфер и Сети играли в сенет, но рукопись обрывалась на фразе:» С него довольно нынче двух дворцовых женщин, и он лично сообщит сыну про завтрашний день, чтобы увидеть ту, кто не похожа ни на одну из них». Сусанна даже пролистала назад — ни слова про пруд. Суслик, ты дошла до кондиции — тебе снится продолжение. Может, стоит записать его, пока не забыла? Вот так нисходит на страждущих вдохновение. Ага, сесть писать, а мистер Атертон? Ему, небось, не терпится убедиться в правильности глазомера. Ага, правильнее было бы сказать — рукомера, если не хуже… Суслик, договоришься…
Реза явно услышал, что она проснулась, потому Сусанна столкнулась с ним сразу, как только открыла дверь. Он взял ее за руку, словно в танце, и заставил покружиться.
— Тебе нравится? — спросил Реза полушепотом.
В его взгляде читалось явное одобрение, и даже если бы платье ей не нравилось, она бы не стала критиковать подарок, но она тоже пришла от платья в восторг, а еще больше оттого, что не надо было надевать к столу дурацкий сарафан.
Так за руку Реза и вывел ее в столовую. За столом сидел один Аббас, который тут же поднялся и даже, можно сказать, поклонился. Затвор спрятанного в глазу фотоаппарата успел пару раз щелкнуть, и улыбка Аббаса на сей раз светилась первородной искренностью. Мадам Газия тоже по-доброму ей улыбнулась, поставив на стол дымящуюся супницу. Есть суп в таком платье следует лишь с салфеткой на груди. Салфетка тут же легла ей на подол, но такая забота Резы нынче не смущала — за свою гордость Сусанна переживала меньше, чем за сохранение праздничного вида платья.
Даже Аббас сменил нынче футболку на рубашку, а черное платье хозяйки украшала вышивка рубинового цвета. Вечер был поистине чудесный, потому что мадам Газия без особого сопротивления заняла стул между сыновьями. Конечно, до этого она успела разлить по тарелкам суп. Пусть на улице успели сгуститься сумерки, и все равно Сусанна с большим трудом представляла, как можно было успеть одной столько всего наготовить. Они не говорили уже, пожалуй, полчаса, только ели! И когда придет время чая, для торта просто не останется места! Но прежде они верно откроют шампанское, лежавшее в ведре со льдом в середине стола, и вспомнят, по какому случаю этот пир горой!
Однако когда Аббас, перехватив ее сытый взгляд, потянулся к бутылке, Реза тут же откинулся на спинку стула и спрятал улыбку. Сусанна безотчетно скользнула рукой под стол и сжала его пальцы, как сделал он в самолете. Именинник боялся слов брата — в его состоянии классические пожелания здоровья и счастья прозвучат насмешкой. Однако Аббас и не думал распыляться на тосты. Он молча наполнил три бокала до краев и в материнский налил совсем чуть-чуть, а потом, когда все поднялись, он вдруг поднял бокал не за брата, а за нее, сказав, что никогда не верил, что за этим столом откроет бутылку шампанского. Сусанна поспешила затушить шампанским пожар щек и с ужасом обнаружила, что пустой бокал только у нее. Рука, только что подарившая Резе поддержку, задрожала в смущении, но когда Аббас потянулся к бутылке, Реза остановил его и отставил пустой бокал далеко от нее. Аббас усмехнулся и долил оставшееся шампанское в свой бокал.
Мадам Газия тут же подорвалась собирать грязную посуду. Следовало помочь, только тяжелая рука Резы пригвоздила Сусанну к стулу. Хорошо, одна хозяйка так одна. Буду гостьей… Зато точно ничего не разобью.
