Джоджо Мойес - После тебя
– Эй, я только что заметила, – прервала мои размышления Дафна. – А ведь на тебе сегодня нет твоего танцевального наряда. – (Наша группа сразу оживилась.) – Тебя что, повысили?
– О нет. Меня уволили.
– А где ты сейчас работаешь?
– Нигде. Пока.
– Но твой прикид…
На мне было маленькое черное платье с белым воротничком.
– Ах это. Просто платье.
– Я думал, ты работаешь в тематическом баре. Где одеваются секретаршами. Или, возможно, французскими горничными, – заметил Фред.
– Фред, у тебя только одно на уме.
– Вы не понимаете. В моем возрасте фраза «куй железо, пока горячо» приобретает особую актуальность. У меня, может, вообще больше никогда не встанет. Ну, может, эрекций двадцать еще и осталось, но не больше.
– Ну, хорош ныть. Ведь среди нас есть кое-кто, кому вообще не довелось встретить мужика с настоящей эрекцией, – не выдержала Дафна.
Мы замолчали, чтобы дать Фреду и Дафне вволю похихикать.
– А как насчет твоего будущего? Похоже, в твоей жизни большие перемены, – обратился ко мне Марк.
– Ну… на самом деле мне предложили другую работу.
– Да неужели?
Я услышала сдержанные аплодисменты и невольно покраснела.
– Если честно, я решила отказаться. Но у меня все отлично. Сам факт приглашения на работу уже создает ощущение движения вперед.
– А что это была за работа? – заинтересовался Уильям.
– Да так, кое-что в Нью-Йорке.
Все дружно уставились на меня.
– Ты получила предложение из Нью-Йорка?!
– Да.
– Оплачиваемой работы?!
– Да. Плюс жилье, – тихо сказала я.
– И тебе больше не придется носить это жуткое блестящее зеленое платье?!
– Не уверена, что неудачный прикид – это серьезная причина для эмиграции. – Я весело рассмеялась, но, когда меня никто не поддержал, добавила: – Ой, ну дался вам этот Нью-Йорк!
У Линн даже слегка отвисла челюсть.
– «Нью-Йорк, Нью-Йорк»[25], да?
– Но вы ведь всего не знаете. Я не могу уехать прямо сейчас. Мне еще надо разобраться с Лили.
– С дочерью твоего бывшего работодателя? – нахмурился Джейк.
– Он был для меня больше, чем просто работодатель. Но да.
– Луиза, а у нее что, нет собственной семьи? – участливо спросила Дафна.
– Есть, но все очень запутанно.
Члены нашей группы удивленно переглянулись.
И тут Марк, положив блокнот на колени, решил окончательно добить меня сакраментальным вопросом:
– Луиза, скажи, как ты думаешь, ты хоть что-нибудь вынесла из наших занятий?
Я получила посылку из Нью-Йорка: пачку документов, с иммиграционными и медицинскими формами, к которой был прикреплен лист кремовой почтовой бумаги с официальным приглашением мистера Леонарда М. Гупника на работу в его семье. Запершись в ванной, я прочла письмо, потом перечитала его еще раз, перевела зарплату в фунты, грустно вздохнула и дала себе обещание не проверять адрес мистера Гупника в «Гугле».
После того как я набрала адрес в «Гугле», мне с трудом удалось преодолеть острое желание лечь на пол в позе эмбриона. Но я взяла себя в руки, выпрямилась, спустила воду в унитазе (на случай, если у Лили возникнут вопросы, почему я застряла в ванной), отнесла бумаги в спальню и засунула в выдвижной ящик кровати, твердо обещав себе о них забыть.
В тот вечер Лили постучалась ко мне незадолго до полуночи.
Можно мне остаться у тебя? Мне совсем не хочется возвращаться к маме.
Конечно, живи у меня сколько хочешь.
Она легла с другого края кровати, свернувшись калачиком. Когда она заснула, я накрыла ее одеялом.
Дочь Уилла нуждалась во мне. Все было просто как дважды два. И что бы там ни говорила моя сестра, я была ему должна. И только так я могла доказать, что я все же не совсем никчемная. И могу что-то для него сделать.
А конверт из Нью-Йорка свидетельствовал о том, что я к тому же способна получить достойную работу. И это уже прогресс. У меня появились друзья и даже кто-то вроде бойфренда. И это тоже прогресс.
Я не отвечала на звонки Натана и удаляла его голосовые сообщения. Еще день-два – и я все ему объясню. Что ж, это еще, конечно, не настоящий план, но, по крайней мере, руководство к действию.
Сэм собирался прийти во вторник. В семь он отправил сообщение, что задержится. Еще одно – в четверть девятого, где писал, что не знает, когда появится. Весь день я была как на иголках, борясь с приступами уныния из-за отсутствия работы, с тревогами по поводу оплаты счетов и тяжелыми мыслями на тему, каково это – целый день сидеть взаперти в квартире с человеком, которому некуда идти и которого я, в свою очередь, не хотела оставлять в одиночестве. В половине десятого зазвонил домофон. Это был Сэм, все еще в униформе. Я впустила его в дом и вышла ему навстречу в коридор. Наконец Сэм появился на лестничной площадке и, понурившись, направился ко мне. Его лицо было землистым от усталости, от него исходила какая-то странная, тревожная энергия.
– А я уж думала, ты никогда не придешь. Что случилось? Ты в порядке?
– Меня вызывали на дисциплинарную комиссию.
– Что?!
– Другая бригада заметила нашу «скорую» возле твоего дома в тот день, когда мы встречались с Гарсайдом. И доложила начальству. И я не смог толком объяснить, почему мы отклонились от запланированного маршрута.
– Ну и чем все закончилось?
– Я наврал, будто кто-то там выбежал нам навстречу и попросил о помощи. А в результате оказалось, что все это розыгрыш. Слава богу, Донна меня прикрыла. Но они не слишком довольны.
– Надеюсь, все не так страшно, да?
– К тому же медсестра из регистратуры отделения экстренной медицинской помощи, как оказалось, спросила Лили, откуда та меня знает. И Лили ответила, что я однажды подвозил ее домой от ночного клуба.
Я в ужасе прижала руку ко рту:
– И что все это может значить?
– Пока меня поддерживает профсоюз. Но если они нароют какой-нибудь компромат, меня уволят. Или еще хуже. – У него на лбу залегла глубокая морщина, которой я раньше не замечала.
– Сэм, это все из-за нас. Прости.
– Откуда ей было знать, – покачал головой Сэм.
Я собиралась сделать шаг навстречу, обнять Сэма, уткнуться ему в грудь. Но что-то меня удержало: неожиданное, непрошеное воспоминание об Уилле, отворачивающемся в сторону, несчастном и замкнувшемся в своей скорлупе. Я замялась и на секунду позже, чем следовало, дотронулась до руки Сэма. Он опустил глаза, нахмурился, у меня вдруг возникло неприятное чувство, будто он прочел мои мысли.
