Хилари Норман - Клянусь, что исполню...
– Здесь ничего нет. – Голос Энни прозвучал как отражение чувств Джима – облегчение пополам с разочарованием.
Джим обошел подвал по периметру, посветил на потолок и в углы.
– Ничего, – без выражения произнес он.
– А я подумала… – Энни не договорила.
– Знаю. Я тоже.
Джим повернулся лицом к выходу:
– Нам лучше подняться наверх, позвонить Бернару и в гостиницы.
– Может быть, Ливви дала о себе знать в полицию?
– Будем надеяться.
Энни начала подниматься, но остановилась.
– Что такое? – спросил Джим.
– По-моему, я слышу Клео.
– Глупая кошка, – угрюмо произнес Джим. – Мне показалось, что она действительно что-то знает.
Сзади донесся какой-то звук. Джим, стоявший на третьей ступеньке от пола, обернулся, провел лучом фонарика по полу.
– Вот она, – сказала Энни, показывая куда-то рукой. – Наверное, она спустилась следом за нами.
Клео была рядом с сейфом. Она припала к полу и обнюхивала низ дверцы, хлеща хвостом по бокам.
– О господи, – еле выговорила Энни. – Неужели… – Ужас сковал ей губы, она не могла произнести ни слова.
Джим ничего не отвечал, медленно спустился и подошел к сейфу. Он отстраненно отметил, что сердце у него, кажется, остановилось. Мысли бежали сами по себе, независимо от него, словно они принадлежали кому-то другому.
Оба смотрели на сейф. У него не было цифрового замка – просто обычный замок с ключом. Глядя на него, оба понимали, что даже самый сильный человек на свете не сможет открыть дверь без ключа.
– Попробуй дверь, Джим, – охрипшим от страха голосом проговорила Энни.
Он стоял неподвижно, не в силах пошевелиться.
– Джим, попробуй.
Он покачал головой. Если Оливия там, внутри…
– Попробуй!
Джим, скованный внутренним холодом, протянул руку, взялся за ручку сейфа. Она повернулась со щелчком. Клео отпрыгнула. «Святая Мария, исполненная милосердия», – вдруг пронеслись у него в уме слова католической молитвы.
– Открой ее, Джим, – неожиданно твердо проговорила Энни.
Он открыл дверь.
Оливия лежала, свернувшись на полу, подложив под голову правую руку и прикрыв лицо левой, закованной в гипс. На ней была только тонкая ночная рубашка без рукавов, ноги были босыми, и она не шевелилась.
И не дышала.
Никто из них не проронил ни слова.
Джим передал Энни фонарик и наклонился. Он нежно и бережно обхватил руками Оливию. Ее тело было холодным и безжизненным. Когда Джим поднял ее на руки, он понял, что имеют в виду люди, когда говорят, что у них разрывается сердце.
Энни направила свет на лицо Оливии, коснулась ее шеи.
– Положи ее, – тихо сказала она.
Джим сильнее прижал Оливию к себе, опустил голову так, что коснулся лицом ее волос. Где-то в глубине нарастала невыносимая мука, требовавшая выхода, но одновременно с ней в нем просыпались ярость и ненависть.
– Положи ее на пол, Джимми, – более резко сказала Энни. – Скорее.
Вздрогнув, он взглянул на нее.
– Джимми, ради бога, делай, что я сказала.
Он положил Оливию на пол, Энни тут же решительно оттолкнула его. За прошедшие ночь и день Джим открыл в Энни так много нового, вот и сейчас она снова была такой сильной, такой хладнокровной. Он увидел, что она берет Оливию за запястье.
– Она жива, – сказала Энни. – Нам нужна помощь, Джимми. Вызови «Скорую». – Она посмотрела на него, увидела, что он в шоке, и громко, твердо приказала: – Шевелись, Джимми. Вызови «Скорую» и скажи им, что у нее удушье, переохлаждение и вообще ей плохо.
Он стал подниматься по ступеням.
– И принеси одеяло! – крикнула Энни ему вслед. Энни мимоходом отметила, что кошка жмется к стене, боясь приблизиться. Впрочем, она тут же перестала думать о Клео, о Джимми, обо всем, кроме Оливии. Она знала, что делать, нужно было только как следует вспомнить. Она ведь изучала меры первой помощи, когда Софи и Уильям были маленькими. Она знала, как делать искусственное дыхание, оставалось только сосредоточиться, успокоиться…
Она почувствовала движение, увидела, что Оливия дышит, что искусственное дыхание не нужно, и невольно громко всхлипнула от облегчения. Теперь она могла просто гладить Оливию по голове, согревать ее в объятиях и ждать, когда приедут врачи.
В больнице «Сен-Жан» врачи сказали Джиму, который еще не пришел в себя и потому сыпал немыслимыми вопросами, что Оливия перенесла сильное переохлаждение, и это главное. И конечно, истощение и шок, но у молодой леди, кажется, очень хорошая природная сопротивляемость. Нет, сейчас Джим не может ее увидеть, возможно, немного позднее, если он пообещает не переутомлять мисс Сегал.
Когда они наконец разрешили ему войти в палату, Оливия лежала на спине с закрытыми глазами. Под сломанную руку в свежей, чистой повязке была подложена подушка.
Джим очень осторожно, стараясь не разбудить ее, опустился на стул рядом с кроватью.
– Зачем ты сел так далеко? – произнесла Оливия, не открывая глаз. – Сядь со мной рядом, только осторожнее с рукой.
– Я думал, что ты спишь. – Он сел на край кровати со стороны здоровой руки.
Оливия открыла глаза:
– Где Энни?
– Она опять разговаривает с полицейскими.
– Они поймали того человека?
– Еще нет. Но надеюсь, они это сделают.
– Врачи говорят, что у моей палаты поставили охрану.
Джим кивнул:
– Да. Это необходимо, пока все не кончится. Оливия взглянула ему в лицо:
– А как ты?
– Теперь, когда я знаю, что ты в безопасности, лучше.
– А как насчет всего остального?
– Ты имеешь в виду Майкла?
– Для тебя это должно быть ужасным потрясением.
– Еще бы, – проговорил Джим. Его глаза потемнели. – Мне кажется, я теперь никогда не избавлюсь от чувства вины.
Оливия насторожилась:
– Но ты ни в чем не виноват.
– Это же моя семья. А Майкл убил твоих родителей и родителей Энни.
Услышав это, Оливия попробовала сесть, но поняла, что пока ей это не под силу.
– Джимми, прекрати это. Вспомни, что и твой отец погиб вместе с нашими родителями.
– Да.
– Тогда перестань, слышишь? Никакого чувства вины. Никакого коллективного семейного стыда.
Джим вяло улыбнулся:
– Это легче сказать, чем сделать.
Рука Оливии потянулась к его руке.
– Я люблю тебя, Джимми, – сказала она.
– Я тоже тебя люблю. – Помолчав, он добавил: – Знаешь, Бернар здесь.
– Правда? Бедный Бернар.
– Он в ужасном состоянии. Из-за того, что не додумался попробовать открыть дверь в подвал.
– У него нет причин себя упрекать, – проговорила Оливия. – Надеюсь, ты ему об этом сказал?
– Я думаю, ему необходимо услышать это от тебя.
Оливия кивнула:
– Попозже.
