Стелла Чаплин - Бабник

– В Корпорацию звукозаписи, – промямлила она.

О чем это она?

– Правда? И с кем ты идешь?

– Ну… с Эндрю, – прошептала она. – Извини, я не хотела упоминать…

– Все нормально, не переживай, – успокоила я ее, думая в это время о Корпорации и Эндрю. Как это могло сочетаться? – Как он? – спросила я, стараясь не выдать своего удивления. – Много работает?

– Очень много, – сказала Робин. – Его хотят сделать партнером со следующего месяца.

Ну, и кому достался пирог? Сколько он будет получать как партнер? Восемьдесят тысяч? Сто?

– Это замечательная новость, – сказала я вслух. – Передай ему мои поздравления.

– Спасибо, – прошелестела Робин. – Я передам.

– Ладно, мне пора идти. Желаю вам приятно провести время в Корпорации звукозаписи. Уверена, что вам там понравится.

Я выскочила из магазина ужасно злая на себя за то, что так неудачно выбрала время. Кстати, мне всегда хотелось знать, что чувствует человек, случайно выбросивший лотерейный билет, на который выпал крупный выигрыш. Что ж, теперь я это знала. Только представьте этих двоих и кучу денег! Это несправедливо! Должен быть какой-то закон, по которому скучные, глупые люди не имеют права получать много денег. Они же потратят их на глупости! Купят большой дом в Кенте, оклеят его обоями с магнолией и отделают кухню страшной коричневой плиткой. Перед их домом будет стоять дорогая практичная машина для Робин, а Эндрю начнет играть в гольф и будет вкладывать деньги в долговременные проекты. Только когда я представила себе их новую ужасную мебель, мне стало лучше. Я зашла в «Старбакс» и купила себе большой карамельный десерт. Когда я слизала крем с верхушки, я наконец перестала вибрировать. Теперь, когда я думала об этом, я понимала, что мне просто повезло.

Мне по-прежнему было нечего надеть, но мысль о том, что я снова могу столкнуться с Робин, меня пугала, и я вернулась домой. Надену серебряное платье, в котором я была на премьере. Это будет неплохо. С тех пор я намного похудела и надеюсь, что буду выглядеть еще эффектнее.

Если бы я знала, что, расставшись с Эндрю, без всяких усилий потеряю десять фунтов, я сделала бы это сто лет назад. Наверное, именно по этой причине Лиз Тейлор так часто разводится – это обходится дешевле, чем месяц в институте красоты.

Со мной должна была пойти Джил, но она позвонила после обеда сказать, что простудилась и не хочет выходить из дома. Ужасно жаль. Я знала, что она с самого начала не пылала энтузиазмом. Пьеса Роула «Мокнущие болячки» вряд ли поднимет кому-нибудь настроение. В конце концов я решила пригласить Атланту, именно от такого претенциозного зрелища она должна быть в восторге.

Когда я была в душе, зазвонил телефон. Мне пришлось бежать, чтобы успеть поднять трубку.

– Привет, Рыжик, как дела? Это я.

– Макс? Что ты делаешь? Зачем ты мне звонишь?

– Я соскучился по тебе.

– Сколько у вас времени? Наверное, полночь?

– Семь часов вечера. Я в Кейптауне, у меня здесь совещание. Я здесь один.

Он пропел последние слова, как рекламный слоган.

– И что же ты хочешь?

– Я хочу поговорить с тобой. Разве ты не хочешь поговорить со мной?

– Я сейчас занята, Макс. Я собираюсь уходить.

– А что на тебе надето? – тяжело задышал он.

– Ты собираешься опять разговаривать в таком тоне?

– Может быть.

– Прекрати.

– Скажи, на тебе те самые сиреневые трусики?

– Макс, я говорю серьезно. Прекрати это. Ты не должен так себя вести.

Не так давно от одного звука его голоса я растаяла бы, как масло на горячей сковородке, но теперь у меня появился иммунитет. Он просто бабник, самый заурядный бабник.

И в первый раз в жизни я почувствовала, что жалею Натали, которой только предстояло узнать о Максе то, что я уже знаю.

– А ты хочешь знать, что на мне надето? – спросил Макс.

– Ты действуешь мне на нервы, Макс. Это твое представление о супружеской верности? Секс по телефону?

– Ты на меня сердишься?

– Нет, Макс, я не сержусь на тебя, но мы должны это прекратить. В этом нет ничего забавного. Все изменилось.

– Для меня ничего не изменилось.

– Это я уже поняла. Послушай, Натали ждет ребенка, и если ты собираешься растить его, то занимайся сексом с ней.

– Что на тебя вдруг нашло?

– Послушай, если ты собираешься продолжать в том же духе и разрушить свой брак еще до того, как он заключен, то лучше найди для этого другую девушку, потому что я не собираюсь принимать в этом участия.

– Линди?

– Прощай, Макс.

Я повесила трубку и села на кровать. Интересно, почему, когда поступаешь правильно, всегда чувствуешь себя так плохо?

Пока я ждала Атланту у театра, я с удивлением увидела фотографию Найгела Нэпьера на афише. Мне и в голову не приходило, что он может играть здесь. Но я купила программку и убедилась, что он звезда этого шоу. И здесь же была Таня. С каких пор эти двое стали актерами?

Опоздавшая Атланта прикатила на мотороллере, сжимая в руке конверт.

– Ты не видела здесь почтового ящика? – спросила она. – Только представь! Моя соседка дала мне это сегодня утром, чтобы я это отправила. Я! Не могу поверить! Неужели она не понимает, что я самая занятая женщина в Лондоне? Как она посмела совать мне свой поганый конверт?

Мне нужно дважды подумать, прежде чем идти к ним на работу в штат.

«Мокнущие болячки» напоминали древнегреческую трагедию с хором из прекрасных брюнеток, одетых почему-то в форму американских футбольных нападающих. Найгел играл могущественного вождя клана, который в результате козней роковой блондинки – ее играла Таня – подготовил свое собственное убийство. Таня оказалась к тому же лесбиянкой – по крайней мере, я так поняла некоторые сцены, – и в кровавом финале она отрезала Найгелу пенис и демонстрировала его, привязав к длинной палке. Но неожиданно на нее напал рой пчел-убийц, и она упала мертвой рядом с обесчлененным телом Найгела. Конец! Занавес под звуки сердитого жужжания, наполнившие аудиторию.

Атланта была в восторге.

Когда началась вечеринка, она немедленно умчалась тусоваться с молодым «голубым» актером, которого, похоже, знала очень хорошо, оставив меня в одиночестве. Поскольку единственным моим знакомым здесь был Ангус, я подошла к нему поздороваться. Я принесла ему в подарок одну из его фотографий в рамке.

– Привет, – сказала я. – Мне очень понравилась пьеса. Поздравляю!

Он смотрел на меня, не узнавая. Всего несколько месяцев назад он снимал для меня брюки, а теперь не имел ни малейшего понятия о том, кто я такая. Что ж, таковы мужчины!

– Я Линди Ашер. Не знаю, помнишь ли ты меня. Я недавно тебя фотографировала.

– Да?

Я видела по его лицу, что он не вспомнил. Но когда он развернул бумагу и увидел свой портрет, его лицо просветлело.