Тарун Дж. Теджпал - Алхимия желания

Мы были внизу у извилистой тропы, которая вела к дому Стефена. Вверху на тропе висела лампочка на мыльном дереве, создавая круг желтого света.

— Стефен, ты хочешь, чтобы я поднялся с тобой? — спросил я.

— Нет, там безопасно, сэр, — покачал он головой. — Я боюсь того места, которое находится рядом с флигелем.

— Но Ракшас живет там. Один, — вспомнил я.

— Но он индус, сэр, — возразил Тафен. — Дьяволу нужны только христианские души.

Это был долгий день: мы уехали из Дели в четыре часа утра; когда мы отправились спать с двумя порциями виски внутри и съеденным обедом, не пробило и десяти. Ракшас обслуживал нас на террасе. Он молчал и вел себя враждебно, когда принес дал, гхоби и рис. В темноте огни на склоне Найнитала были похожи на множество сверкающих бриллиантов. На самой вершине, где начинался этот каскад огней, можно было увидеть темные шпили Святого Джозефа.

Физз ушла раньше меня. Когда я последовал ее примеру через какое-то время, то увидел, что она складывает все книги назад в ящик. Я энергично взялся помогать. Четыре аккуратные стопки по шестнадцать книг в каждой. Когда все было сделано, Физз закрыла крышку и повесила обратно сломанный замок с открытым, тяжело дышащим ртом. В странном порыве она подняла наш чемодан и поставила его на сундук, почти придавив его.

Я посмотрел на нее. Она сделала это неосознанно. Когда мы оказались под одеялом — было так темно, что мы не могли даже видеть друг друга, — Физз спросила:

— Ты думаешь, с этим сундуком все в порядке?

Я держал ее за руку, крепко сжав.

— Конечно, да, — сказал я. — Не позволяй этим двум шутникам пугать тебя.

— Они были очень странными, — заметила она. — Первый раз я видела, что они в чем-то согласны друг с другом.

— Они — жители гор, — сказал я. — В горах любят захватывающие истории. Этот идиот Стефен рассказывал мне, что однажды встретил дьявола. У наших ворот. У нижних.

Физз захихикала.

— И что произошло? Дьявол убежал?

— Нет. Он поднял его и тряс над дорогой. Напротив указателя на Бховали.

— Ладно, прекрати это. Ты пугаешь меня.

— Он сказал, что у нею красные угли вместо глаз и завывающая бездна вместо рта.

— Прекрати!

Я притянул ее к себе и поцеловал в лоб. Она положила голову мне на грудь, обняв меня руками и ногами. Ее футболка поднялась, и тело было теплым. Волосы только начали пробиваться сквозь ее кожу, и легкая щетина показалась мне возбуждающей. Эта свежая шероховатость была намного сексуальней гладкой, словно шелк, кожи.

— Ты читал какую-нибудь из этих книг? — спросила Физз.

— Нет, — ответил я. — Я просто пролистал их, чтобы понять, отличаются ли они друг от друга.

— Что это, по-твоему?

— Очевидно, какие-то записи, — предположил я. — Дневники или что-то вроде этого.

— Что мы будем с ними делать? — поинтересовалась она.

В ночи раздался стук козодоя. Я решил для себя, что на девятый раз пойду и осмотрю куст лантаны. Я знал: если я спущусь вниз и посижу тихо на корточках несколько часов, то смогу увидеть…

— Так что мы будем с ними делать? — повторила свой вопрос Физз.

— Прочтем их, — сказал я. — Выясним все. Продадим их за миллион долларов какому-нибудь идиоту в Лондоне. Выкинем их, если они скучные.

— Кто, как ты думаешь, написал их?

— Какой-нибудь душевнобольной. Их пугающее количество среди писателей.

— И без «Брата», — усмехнулась она.

— Правда, — сказал я, — настоящий маньяк.

— Не маньяк, мистер чинчпокли, — возразила Физз, — просто вдохновленный и дисциплинированный. Вопрос в том, можешь ли ты повторить то, что сделал он?

— Добрый доктор Докторола, вопрос заключается в том, может ли он сделать это?

Я перевернулся на нее, прижав ее лицо. Мои руки накрыли ее ладони по обе стороны от головы. Мой рот был у ее левого уха. Запах ее волос и кожи заполнил меня. Я начал расти там, где она почти созрела, и Физз задвигалась, чтобы впустить меня. Когда мое желание возросло, оно превратилось в животного, которое почувствовало дорогу домой. Оно скользило по ее влаге и поднималось. Я поцеловал ее сзади в шею, под линией волос, в ее любимое место. Она застонала и изогнулась. Животное скользило, входя и злясь на жару.

— Может он сделать такое?

— Любой может это сделать, — ответила Физз каким-то приглушенным голосом.

Я вышел из нее, а потом снова вошел.

— Любой?

— Никто, — сказала она еще более приглушенным голосом.

Я целовал ее от линии волос до уголков ее рта. Теперь я мог почувствовать ее влажное дыхание. Каждый раз, как я спрашивал ее: «Любой?» — она отвечала: «Никто».

И всякий раз она была немного дальше.

Я сбросил тяжелое покрывало. Так было больше места для действий. Я сказал ей на ухо:

— Никто?

И она ответила:

— Только ты.

И я спросил:

— Никто?

И она сказала:

— Только ты.

И к тому времени, когда я задал ей этот вопрос дюжину раз, она больше не могла слышать меня, и я больше не мог слышать ее, но мы оба были совершенно там же, где всегда.

Позже, приведя в порядок покрывало, она воскликнула:

— Мистер чинчпокли, ты что-то знаешь? Ты отвечаешь всегда вопросом на вопрос!

Борясь с непреодолимой властью сна, я пробормотал:

— В наших вопросах содержатся все ответы!

Не понимая, что это значит.

На следующий день я не вставал с постели до вечера.

Когда я поднялся и пошел в ванную, рабочие собирались отдыхать после рабочего дня, а Физз сидела на террасе, наблюдая за закатом солнца. Утром, когда я проснулся, я попросил ее принести мне одну из книг, чтобы просмотреть ее, пока я буду пить чай. Кончилось тем, что я позавтракал и пообедал в постели и был вынужден оставаться там и читать, пока стук молотка, визг пилы и разговоры наполняли дом.

Когда Ракашас принес мне обед, он сказал без улыбки:

— Мой отец говорил, что самые мудрые люди — те, кто знают границы своей мудрости.

Физз была слишком занята совещаниями с каменщиками и плотниками, чтобы беспокоиться обо мне. Несколько раз она приходила и говорила:

— Великий господин чинчпокли за работой!

В окно напротив нашей постели я видел, как изменялся день. Утром на листьях дуба ожили болтающие птицы, потом листья заблестели под лучами полуденного солнца, а вечером они танцевали с порывами ветра; с приближением ночи они побледнели и успокоились. Когда я отбросил в сторону одеяло, сохранившее запахи сна, чтобы встать и помыться, день прошел, и я прочитал почти десять страниц.