Она мое безумие - Лекси Рид

Мы подъезжаем к полуразваленному зданию, где уже стоит мой брат Ян возле внедорожника, и я вижу, как слеза катится по его щеке.

Мое сердце сжимается от боли, но все в голове путается.

Люди Влада грубо толкают меня, чтобы я выходила из машины, а после держат меня.

Ян, стиснув зубы, обращается к Владу:

— Отпусти мою Изу, — говорит он, процедив сквозь губы.

— Отпущу, как только получу вашего отца, — отвечает Влад с холодной усмешкой, и в его голосе звучит нечто пугающее.

Ян кивает, и из машины выводят моего отца. Он пытается сопротивляться, убежать, и я понимаю, что что-то не так. Почему Ян согласился на это? Почему он согласился? Это наш отец!

Влад жестом дает команду, его люди перехватывают моего отца, уводят его в машину. Ян бросается ко мне, обнимая меня, слезы не могут остановиться. Я не могу смотреть ему в глаза — мои чувства противоречат этому моменту.

И вот, Влад садится в автомобиль и исчезает вдали.

Всё кончено.

Глава 48. Открытия

Изабелла.

Даже сильные люди ломаются.

Я резко открываю глаза, натыкаясь взглядом на люстру, которая величественно висит в ванной комнате, отсвечивая хрустальными каплями на потолке. Мелкий свет из окна мягко рассекает воздух, и, кажется, что все вокруг остановилось в этом моменте. Вода в ванне уже остыла, но мне не хочется выходить, потому что здесь, в тишине и покое, легче забыть обо всем.

Но время завтрака уже близится, и, кроме того, не только оно…

Время правды тоже не за горами.

Мой брат решил собрать нас всех вместе, чтобы наконец раскрыть то, что скрывал все это время. Мое сердце начинает биться чаще, как бешеное, и я ощущаю, как напряжение расползается по всему телу.

Боюсь, что услышу что-то ужасное, что перевернет все, во что я верила. Я вернулась домой больше четыре недели назад, и за это время все изменилось до неузнаваемости.

Ян, мой брат, стал другим человеком — он больше не тот открытый, жизнерадостный парень, с которым когда-то было легко и весело. Теперь он стал угрюмым, молчаливым мужчиной, и мне не узнать его в этом новом облике.

Мелисса же, напротив, расцвела. Она превратилась в популярную модель, похудела еще больше, а её волосы теперь всегда кудрявые — агентство настояло на том, чтобы она вернулась к своему натуральному виду. Она изменилась, но как-то по-своему осталась прежней.

А мачеха… мачеха, похоже, проводит дни в своей спальне, запершись и отпивая джин-тоник.

Я поднимаюсь и принимаю сидячее положение. Голова немного болит — следствие ночных дум и беспокойства, которые не покидают меня. Каждую ночь мне снится одна и та же самая женщина. Она что-то говорит мне, но я не слышу ее слов.

Они проходят сквозь меня, оставляя после себя только тревогу и недосказанность. Я просыпаюсь с ощущением, что что-то важное ускользнуло от меня, и каждый раз это чувство становится сильнее.

Я не знаю, что она хочет мне сказать, но знаю одно — я не могу продолжать терять это.

Про монстра я не хочу думать.

Каждое его упоминание словно наносит удар в самое сердце. Я никогда не переживала такого раньше.

Я люблю Влада, и не боюсь это признать себе. Но сегодня мне предстоит сказать это брату.

Но как?

Как сообщить человеку, который когда-то был мне всем, что я влюблена в того, кого он так презирает?

Я даже не верю, что он обменял меня на нашего отца. Каждая мысль о том времени отдается болью в теле, и я стараюсь не думать о нем.

Я не хочу вспоминать его глаза, полные страха, не хочу вспоминать, как его руки дрожали, когда он пытался вырваться. Но одно меня все же мучает: почему папа так стремился сбежать, как будто его кто-то заставил?

Я подхожу к умывальнику и включаю холодную воду, чтобы хоть как-то освежиться.

Стою в ванной, еще не надев одежду, и чувствую, как мне не хватает того уюта, который давала мне вода. Сейчас все кажется холодным и чужим, и мысли лезут в голову одна за другой.

Я умываюсь и смотрю на себя в зеркало. Мое отражение кажется чужим, безжизненным. В нем нет ни одной эмоции — просто пустота.

Это не я.

Я снова начинаю думать о том, что будет со мной, если я перестану испытвать эмоции.

Если стану совсем пустой?

Эта мысль пугала меня до дрожи.

Но в глубине я знаю, что если я позволю себе чувствовать, я просто не выдержу.

Я сойду с ума.

Беру мягкое полотенце, вытираю лицо и продолжаю смотреть на себя в зеркало. Где-то в глубине я надеюсь, что в этот момент увижу в себе хоть каплю того, что было раньше. Но ничего не происходит.

Я нахожу свою косметичку, ту самую, которую так давно не открывала.

Как же я забыла, как это — наносить макияж, делать себя другой, скрывать свои чувства за слоем тональной основы и помады.

Беру тушь, тени, румяна и помаду, один за другим.

Через полчаса я смотрю на себя.

Не красная помада, как раньше, а бежевый оттенок. Мягкие коричневые стрелки, а не резкие черные. И вместо почти незаметных теней — сияющие блестки, будто отголоски той яркости, которой мне так не хватает.

Я выпрямляю волосы. Когда-то я считала прямые волосы скучными и банальными, но теперь мне они нравятся.

Они придают мне уверенности.

Пытаюсь улыбнуться, но улыбка получается натянутой и неестественной.

— Черт с ней, — выдыхаю я, и иду к гардеробной.

Надеваю нижнее белье и начинаю выбирать одежду.

Это так странно — снова трогать те вещи, которые когда-то были для меня так важны.

Я забыла, что такое наслаждаться тем, что мне нравится.

Или, может, я обманываю себя?

Последние месяцы я принадлежала только себе.

Передо мной висят платья.

Но сейчас мои глаза, казалось бы, хотят увидеть себя в чем-то другом. И вот передо мной деловой костюм белого цвета. Он идеально садится.

Я удивляюсь, что ни разу его не носила. В нем я становлюсь другой — деловой женщиной. И белые полусапожки завершают мой образ.

Спускаюсь вниз. Швейцар помогает мне надеть шубу из искусственного меха и открывает двери, ведущие к машине. Водитель стоит возле автомобиля и здоровается со мной.

— Доброе утро, Изабелла Николаевна, — говорит он, слегка