Лиловые орхидеи - Саманта Кристи
Гэвин очень старается включить меня в свою жизнь здесь. Но не считая меня и Мэддокса, больше всего времени он проводит со Скоттом, своим партнером и лучшим другом – и закоренелым холостяком. Слава богу, что у меня появилась Анджи! За последние несколько недель мы дважды вместе обедали и сразу поладили. Мы обходили стороной все, что связано с Карен, и говорили в основном об их продюсерской компании и моих книгах. К концу нашего второго совместного обеда она убедила меня разрешить ей показать пару моих книг сценаристам.
Так что, радуясь своей дружбе с Анджи и приглашению на вечеринку, я чуть ли не вприпрыжку забегаю в вестибюль нашего дома. И замираю на месте, когда вижу, кто сидит в холле.
Карен Макбрайд.
Глава 42
В ту же секунду, когда я захожу в дверь, Карен встает и направляется ко мне. Это не совпадение. Она пришла ко мне. Я поднимаю руку, чтобы ее остановить.
– Меньше всего на свете я хочу тебя видеть. Уж лучше бы меня навестила моя преследовательница.
Я иду дальше к лифтам, надеясь, что если я не буду обращать на нее внимания, она уйдет. Я вызываю лифт и складываю руки на груди в нетерпеливом ожидании. Наконец двери лифта открываются, я захожу внутрь и слышу, как Карен выкрикивает у меня за спиной:
– Я беременна от Гэвина!
Ярость зарождается у меня в ступнях, поднимается по моему телу вверх и завладевает мной – я поднимаю руку и не даю дверям лифта закрыться. Потом выхожу из лифта, беру Карен за локоть и мягко, но твердо тащу ее мимо почтовых ящиков – после ее публичного заявления все взгляды прикованы к нам. Я вывожу ее через боковую дверь во внутренний дворик с видом на воду. Я сурово смотрю на нее, мои глаза горят от гнева.
– Что ты пытаешься провернуть на этот раз? – спрашиваю я.
Она самодовольно улыбается:
– Он тебе ничего не сказал, да?
Не сказал мне? Гэвин об этом знает? Она действительно беременна? Волна тошноты поднимается у меня в животе, кажется, я побледнела, а она продолжает:
– Это правда, – говорит Карен. – Мы пытались забеременеть почти год, пока ты не появилась и все не испортила.
– Я слышала другую версию, – говорю я, стараясь сохранять спокойствие, хотя все внутри меня так сильно дрожит, что меня в любую секунду можно стошнить прямо на туфли этой стервы.
– Ну разумеется.
Карен садится на железную скамейку, делая вид, что ей это очень нелегко, хотя под ее сшитым на заказ нарядом еще не видно никакого животика. Она скрещивает загорелые стройные ноги.
– Пора бы тебе уже перестать верить всему, что тебе говорят, – говорит она и снова усмехается.
– Чья бы корова мычала, – выдаю я. – После всего твоего вранья тебе еще хватает смелости говорить, чтобы я не верила Гэвину?
Она пожимает плечами.
– Если честно, мне наплевать, кому ты веришь, – язвит Карен. – Правда заключается в том, что я на четвертом месяце беременности. И даже если Гэвин бросит меня, он не бросит своего ребенка. Сама подумай, Бэйлор. Он жаловался, что упустил семь лет с твоим ребенком. Ты правда думаешь, что он пропустит хоть минуту из жизни этого? Он вернется ко мне, как только увидит, каково это – держать на руках своего новорожденного ребенка. Мы вместе будем смотреть, как он делает свои первые шаги, как назовет его папой. Когда Гэвин почувствует, что значит связь с ребенком с рождения, – тогда он поймет, где на самом деле его место.
Она лезет в сумочку и достает черно-белый снимок с УЗИ.
– Вот.
Она сует мне снимок.
– Передай Гэвину, пусть повесит на холодильник. Это первая фотография его драгоценного ребенка.
Она встает и уходит, а я не могу пошевелиться и просто смотрю на изображение ребенка Гэвина. Другого его ребенка. Ребенка, которого он будет знать с рождения. Ребенка, который вполне может отнять его у нас с Мэддоксом.
Когда Гэвин приходит домой, я сижу на краешке кровати, а телефон лежит рядом. Я не пошевелилась с тех пор, как сообщила ему, что ко мне заходила Карен. Он не спросил зачем. Он не пытался мне позвонить. Он ответил только, что сейчас приедет, – и это подтвердило слова Карен, что он все знает.
Я все еще держу в руках снимок с УЗИ.
– Почему ты мне ничего не сказал? – спрашиваю я, мой охрипший от плача голос срывается.
Гэвин берет у меня из рук фотографию и смотрит на нее, затем сурово качает головой.
– Я надеялся сначала получить неоспоримые доказательства.
– Неоспоримые доказательства чего? Того, что ты засунул в нее свой член сразу же, как только вернулся из Чикаго? – кричу я.
– Что? Нет!
Он падает передо мной на колени.
– Это не мой ребенок, – говорит он. – Я даже не уверен, что она вообще беременна. Скорее всего, все это ложь.
– Но ты сказал, что она хотела ребенка. Ты мне это сказал еще несколько месяцев назад. А она сказала, что вы пытались забеременеть. – Меня даже не волнует, что я вытираю нос рукавом.
Он берет меня за руки, все еще стоя передо мной на коленях.
– Нет, Бэй. Мы не пытались. Мы даже не были близки в последние несколько месяцев. Все, что она сказала, – бред собачий!
Я вырываю руки.
– Ты мне соврал. Я тебе доверяла, а ты мне соврал.
Он бледнеет.
– Нет… нет, я не врал, милая. Я просто пытался собрать факты, прежде чем все тебе рассказать. После того, через что ты прошла, я не хотел, чтобы ты из-за этого переживала.
– Поэтому ты решил от меня это утаить? Эти ужасно важные сведения, которые могут изменить всю нашу жизнь!
Он в отчаянии проводит рукой по волосам.
– Все это ничего не изменит. Это невозможно. Это не мой ребенок, Бэйлор. Если бы она была беременна от меня – что невозможно, потому что я тебе уже говорил, что мы всегда пользовались презервативами, – но если бы это случилось, то у нее был бы уже огромный живот, она была бы на шестом или седьмом месяце.
– Когда ты узнал? – спрашиваю я.
Гэвин вздыхает и смотрит в пол.
– Около месяца назад, – шепчет он. – Она, наверное, узнала, что ты сюда переезжаешь. Поэтому и выбрала этот момент, чтобы мне сообщить.
– Месяц назад?! – кричу я. – Ты знал об этом целый
