Салли Боумен - Секстет
– Мне все равно, – произнес он глухим голосом. – Мне все равно, что сейчас не время и не место. Я не уйду, пока не скажу всего, и я хочу сказать это, пока Колин не вернулся.
Линдсей услышала собственный сдавленный возглас, ее сердце быстро забилось. Она взглянула в зеленые глаза Роуленда, и на миг ее пронзило ощущение его удивительной красоты. Герой романа, каким она его воображала с детства. Все надежды, вся боль трех прошедших лет словно разом ожили, навалились на нее, и она поняла, что не испытывает ничего, кроме гнева.
– Не смей ничего говорить, – низким, полным ярости голосом проговорила она. – Ни до того, как Колин вернется, ни после. Колин твой друг. Он тебе доверяет. Он… О, как ты мог так поступить? Это непростительно, непростительно.
– Ты можешь меня выслушать? Я все объясню, – начал Роуленд, пытаясь дотянуться до ее руки, но она уже проскользнула мимо него в зал, уверенная, что он за ней не последует. В ушах у нее все еще стоял шум, грохот, похожий на грохот прибоя. Когда она подошла к столику, трое мужчин встали ей навстречу. Она обняла Джини, потом Маркова, потом Джиппи. Повернувшись к Паскалю, которым она восхищалась, она увидела, что он смотрит не на нее, а на кого-то другого, смотрит с выражением гнева и изумления.
Оборачиваясь, она еще успела отметить, что у Джиппи больной вид, а у Маркова блестят глаза, как блестят всегда в предвкушении скандала. Роуленд Макгир стоял прямо за ее спиной, а рядом с ним стоял Колин. Колин был бледен, словно он только что стал свидетелем автомобильной катастрофы. Он начал говорить взахлеб, затравленно оглядываясь:
– О Боже, Боже, это ужасно! Нам надо уходить. Здесь нельзя оставаться. Объяснять – нет времени. О, черт!
– Колин, дорогой, вот ты где, – раздался мелодичный и всем знакомый голос. Колин в ужасе устремил взгляд на стол, словно хотел под ним спрятаться.
– Поздно, – простонал он, и чья-то рука легла ему на плечо. Линдсей поняла, что она смотрит в мертвенно-бледное, порочное и очень знаменитое лицо.
– Колин, я гоняюсь за тобой по всему Нью-Йорку. Где ты прятался? Я только что от Тины и Гарри. Тысячи газетных писак, весь цвет Голливуда. Там был Марти, Мишель передавала тебе привет… Колин, ты грандиозно выглядишь. Подтянутый, стройный, загорелый. Официант, официант, сюда еще шампанского, да побыстрее. Колин, счастлив тебя видеть. Надеюсь, я не помешаю? Ты не хочешь меня представить?
Мужчина умолк, уверенный, что он не нуждается ни в каком представлении. Он опытным взглядом оглядывал группу и остановился на Джини, как на единственной более или менее значительной персоне. На его лице тут же появилось выражение преклонения перед красотой. Он протянул руку.
– Ник Хикс, – сказал он. Собственное имя он произносил всегда с благоговением.
Линдсей, которая слышала в воздухе приближающийся грохот взрывов и выстрелов, села. Джиппи украдкой пожал ей руку. Пока все знакомились и здоровались, она оглядывала стол. Паскаль Ламартин и Роуленд Макгир обменялись вежливыми кивками. Роуленд выбрал место как можно дальше от Джини и как можно ближе к Линдсей. Увидев это, Джини нахмурилась и вопросительно взглянула на Линдсей. Линдсей видела, что во всех направлениях тянутся бикфордовы шнуры, и с минуты на минуту ожидала страшного взрыва. Через этот изрытый окопами и воронками от снарядов ландшафт Ник Хикс вел танк своего эго, нацелив пушку на Джини и давя гусеницами всех, кто попадался на пути.
– Хорошие новости, Колин. – Он на мгновение оторвал глаза от Джини. – Я общался с этой горничной Эмили, как бишь ее имя?
– Фробишер. И она не горничная. Она…
– Дорогой, я с вами обедаю – это ли не восхитительно! Жду с нетерпением. А-а, шампанское. Официант, хорошо сработано. Кто хочет мой автограф? Что, вон та молодая женщина? Скажите ей, что я буду в восторге. Поклонники! – Он скромно потупился. – Нигде не могу от них скрыться. Так что я говорил, Джини? Ах, да, ваша статейка о Наташе Лоуренс. Очень хороша, просто очень. Вы, женщины-журналисты, заставляете меня трепетать. Да, на днях начинаем снимать… Нет, не мужа. Довольно невыразительная роль этот муж. Я играю Гилберта Маркхэма, любовника. Захватывающий характер. Трудный. Довольно мрачный. Чувствительный. Невероятно сложный, конечно. Я не был уверен, что это я, но Томас Корт буквально меня умолял.
Колин поймал взгляд Линдсей, сидевшей напротив. Он сжал руками горло, высунул язык, закатил глаза и очень удачно изобразил висельника. Ник Хикс этого не заметил, Марков послал Колину одобрительный взгляд, Роуленд слегка улыбнулся, а Линдсей, которой хотелось завизжать или зареветь, вместо этого закатилась смехом.
В конце концов ее спас Джиппи. Он за все это время не произнес ни слова, его тревожный взгляд медленно перемещался от одного человека к другому, а лицо принимало землистый оттенок. Марков, который безошибочно улавливал все оттенки его настроений, ощущал его растущее беспокойство. Он видел, что Джиппи смотрит то на Паскаля, то на Роуленда, потом его взгляд устремился на пустое место справа от Паскаля. Некоторое время печальный взгляд Джиппи скользил по лицам, пока не остановился на Линдсей. Губы Джиппи беззвучно шевелились. Марков наклонился к нему и взял его за руку.
– Что такое, Джиппи? – прошептал он. – Не волнуйся, скажи мне.
Джиппи умоляюще посмотрел на него. Единственный звук, который беспрепятственно слетел с его губ, был звук «п».
Марков сжал его руку и попытался догадаться, что за слово пытается произнести Джиппи. Ему не удавалось придумать ничего, в чем был бы хоть какой-то смысл. Он посмотрел на напряженную фигуру Паскаля Ламартина, который молчал весь вечер и не сводил холодных серых глаз с Роуленда Макгира, сидевшего рядом с Линдсей. У Роуленда же был такой вид, словно он стоит на краю пропасти и решает, прыгнуть в нее или отойти от края. Линдсей героическими усилиями пыталась не дать разговору окончательно заглохнуть. Последние пять минут она говорила о погоде с отчаянным выражением человека, который в случае необходимости будет развивать эту тему бесконечно. Джиппи вдруг вздрогнул.
– Парацетамол, – произнес он чистым, звучным голосом. Марков испуганно взглянул на него, потом наклонился к Линдсей.
– Дорогая, – сказал он. – Думаю, нам пора. У Джиппи мигрень, и ему становится все хуже.
– Нам тоже пора, – облегченно проговорила Линдсей. – Колин, я только возьму свое пальто.
– Я пойду с тобой, – сказала Джини.
Прежде чем кто-либо успел возразить или вмешаться, женщины поднялись со своих мест. Пересекая зал, Линдсей оглянулась. Она увидела, что Роуленд решительно встал и подсел к Паскалю. Джини тоже это увидела и остановилась как вкопанная. Линдсей поймала ее за руку и увлекла в вестибюль.
