Мариус Габриэль - Первородный грех. Книга вторая
Когда с ордером на ее освобождение в камеру вошел Джерард Массагуэр, он ее просто не узнал.
Вереница лимузинов медленно продвигалась мимо Палацио де Орьенто. Был холодный вечер, из выхлопных труб автомобилей клубился пар.
Размытые дождем лучи прожекторов освещали фасад бывшего королевского дворца, подобного белому утесу, уходившему в темноту. Она и Джерард сидели, молча слушая, как барабанят по крыше капли дождя, и глядя, как размеренно покачиваются за лобовым стеклом щетки стеклоочистителей. Несмотря на то что в машине было тепло, Мерседес зябко передернула плечами и плотнее запахнула шубку.
Наконец подошла их очередь. Джерард помог ей выйти из автомобиля и провел в вестибюль. От ослепительного блеска она невольно прищурилась. Великолепная мраморная лестница, казалось, осветилась ярким солнечным светом.
Только когда они стали подниматься, Мерседес увидела на верхней лестничной площадке установленный на треноге огромный коричневато-зеленый армейский прожектор, выглядевший как-то несуразно среди всех этих мраморных балюстрад и бархатных портьер.
Стоявший возле него по стойке «смирно» солдат марокканской гвардии буквально обливался потом от невыносимого жара сверхмощной лампы. У него даже тюрбан обвис. Цель установки этого прожектора стала понятна, когда они поднялись по лестнице и повернули. Столь беспощадный свет был необходим группе кинохроникеров, снимавших прибывающих гостей.
– Франко не хочет, чтобы мир пропустил этот исторический момент, – шепнул Мерседес Джерард.
Он приветливо улыбнулся объективам кинокамер. Однако Мерседес, едва вступив в полосу обжигающего света, вдруг почувствовала себя абсолютно голой. Ей захотелось развернуться и убежать прочь, вниз по лестнице, в темноту. Словно ощутив ее состояние, Джерард слегка пожал ей руку.
Наверху, в уже более мягком свете хрустальных люстр, они присоединились к толпе гостей, готовящихся к встрече с Франко и его супругой. Почти все женщины прибыли на прием в мехах. Одна или две надели диадемы. Из мужчин примерно четверть присутствовавших были в вечерних костюмах, как Джерард. Остальные щеголяли в мундирах различных родов войск. Среди военных форм и вычурных золотых галунов ливрей дипломатов рдели пурпурные накидки и шапочки епископов.
Из глубины дворца доносилась музыка Шуберта, исполняемая оркестром. Проворные лакеи принимали у гостей пальто и шляпы.
Неподалеку стоял поразительно красивый посол Франции, о чем-то беседовавший с не менее красивым коллегой из Аргентины. У каждого под мышкой была зажата треуголка с плюмажем. Возле них задумчиво вертел в руках цилиндр посол Болгарии.
Чуть позже прибыл и американский посол Карлтон Хейс с супругой. Поднимаясь по лестнице, они оба слегка вздрогнули от неожиданно направленного на них ослепительного света, но быстро взяли себя в руки и улыбнулись кинокамерам.
Как только они поднялись наверх, германский дипломат Геберляйн демонстративно повернулся к ним спиной. Белые отвороты его шинели еще более подчеркивали мертвенно-бледное лицо немца. Он сделал такую гримасу, будто почувствовал дурной запах.
Посол Японии Якихиро Сума также отвернулся от Хейсов. Он стоял и, положив ладонь на рукоятку своего золотого меча, буравил колючими глазками собравшихся. Его бритая, похожая на футбольный мяч голова как-то несуразно торчала из замысловато расшитой накидки. Он носил маленькие, а-ля Гитлер, усики, которые в те дни были весьма популярны среди японцев.
Где-то в толпе затерялись также и послы Великобритании и Италии. В охваченной войной Европе Мадрид оставался одним из немногих мест, где можно было встретить дипломатов как из стран Оси, так и из стран антигитлеровской коалиции, и Франко являлся тем редким государственным деятелем, который мог собрать их всех на одном и том же приеме. Из воюющих наций только русские не имели здесь своего посла.
– Добрый вечер, миссис Хейс, – учтиво произнес Массагуэр, склоняясь над рукой американки. – Здравствуйте, господин посол. Очень рад видеть вас обоих. Счастливой вам Пасхи.
– Вам также, сеньор Массагуэр. – Хейс сдернул с шеи белоснежный шелковый шарф и пожал Джерарду руку. Он повернулся к Мерседес. Его взгляд потеплел. – Здравствуйте, Мерседес. Ну и паршивая же сегодня погода. Слава Богу, по крайней мере, хоть от вас веет весной.
– Благодарю вас, господин посол, – чуть слышно проговорила она. На ней было простое белое платье и длинные белые перчатки. На шее холодными искрами сверкало бриллиантовое колье. Очень многие находили ее почти болезненно красивой.
В другом конце зала появились Франсиско Франко и его жена. Франко был одет в высшую военную форму Испании – мундир главнокомандующего военно-морскими силами.
Рядом с ним донья Кармен, которая с возрастом – а ей уже перевалило за сорок – становилась все более царственной, выглядела просто великолепно в одном из своих традиционных черных платьев.
– Если Франко будет и дальше толстеть, – пробормотал Джерард, – он скоро не сможет влезть в свой мундир. Делает из себя какую-то карикатуру. – Он взял с проплывающего мимо подноса два бокала с шампанским и, вложив один в руку Мерседес, с упреком произнес: – Ты как сомнамбула. Что с тобой сегодня?
Она на несколько секунд закрыла глаза.
– Ничего.
– Ничего? Я же вижу. Ты вся дрожишь. Полагаю, ты весь день ничего не ела. – Он сделал знак слуге-марокканцу, и тот мгновенно принес поднос с закусками. Джерард положил на тарелку несколько кусков копченого лосося и пару бутербродов с икрой и, заставив Мерседес взять все это, приказал: – Ешь.
– Не могу.
– Ешь. Иначе ты совсем ослабнешь.
Она через силу принялась жевать деликатесы. У них был вкус ее невыплаканных слез, соленых и горьких. Однако пища сделала свое дело – Мерседес почувствовала себя лучше.
Джерард, сложив на груди руки, наблюдал за ней. В этом году ему должно было исполниться сорок четыре. Его брови и усы все еще оставались иссиня-черными, но виски уже посеребрила седина. Он был необычайно красив. С годами черты его лица стали более твердыми, более мужественными. На этом суровом лице Мерседес ни разу не видела даже намека на выражение сострадания или доброты – только лишь гнев или страсть. И никаких нежных чувств. Как и ее собственное лицо, это была маска. Маска силы.
– Улыбайся, – прошипел он. – К нам идет донья Кармен.
У супруги Франко была величественная осанка, которая полностью отсутствовала у самого диктатора. Она обеими руками приветливо пожала ладошку Мерседес.
– Скажите, Мерседес, как ваша дражайшая тетушка?
– Без изменений, донья Кармен, – сделав над собой усилие, пролепетала та.
