Татьяна Тронина - Страсти по рыжей фурии
– Я сплю, да? – тихо-тихо прошептал Алексей, покорно подчиняясь каждому моему движению. – Я не хочу просыпаться. Это что-то невероятное...
Не знаю, кто кем овладел, но в душной, плотной темноте произошло то, в чем отказывала мне Шурочка, что до последнего времени казалось мне невозможным, преступным, – я любила и была любима. Потому что то, что произошло, иначе как любовью назвать нельзя – в каждом прикосновении заключались томление и надежда, безмолвный разговор – о том, чего боялся и о чем мечтал каждый из нас.
Это длилось бесконечно долго. Наконец мы замерли в последних судорогах, отчаянно прижимаясь друг к другу, не желая даже на мгновение разомкнуть объятия, словно боялись, что неведомая сила вновь разлучит нас, и я опять провалилась в сон, больше похожий на смерть...
– Утро красит нежным светом... – услышала вдруг я над своим ухом, удивляясь тому, что еще жива. – Я, кажется, проспал на работу!
– Откуда ты здесь взялся, прямо в моей постели?! – возмутилась я. – И что вчера было?
– Ты ничего не помнишь? – Алексей сиял, как медный самовар. – Тогда я тебе напомню... – Он потянулся ко мне.
– А словами нельзя?
– Нет, только действиями – вот так, так и так... Вспоминаешь что-нибудь?
– О нет, не надо... – возразила я скорее по привычке, и мы опять приникли друг к другу – это была та самая жажда, которая мучила меня вчера.
– Я только позвоню на работу, а потом мы продолжим, – сказал он через некоторое время, когда жажда наконец стала немного тише. – Сегодня я останусь с тобой, и завтра, и всегда, всегда...
– Нет, только не сегодня. Я должна кое-что обдумать, я не могу так сразу бросаться в этот омут. Позвони мне вечером... или лучше – завтра, а сейчас уходи.
– Ты меня прогоняешь? – спросил он с таким ужасом, что мне даже стало смешно.
– Нет, милый, нет...
Он ушел, вернее, я почти выставила его за дверь – Алексей все возвращался, покрывая меня бесчисленными поцелуями, лаская меня судорожно, исступленно, словно через час должен был наступить конец света.
– Я тебя люблю, я тебя нечеловечески люблю! – крикнул он мне уже через закрытую дверь, своими воплями, наверное, переполошив весь дом. – Я скоро приду!
Я быстренько привела себя в порядок и села перед зеркалом.
– Так это сделала Шурочка! – сказала я. – Убийца и обманщица, сатана с ангельским личиком...
Прошлое нахлынуло на меня – я вспоминала события, которые происходили год назад, тем самым летом.
Когда Шурочка поняла, что Митю соблазнить ей не удастся, она вывела на сцену Сержа. «Он тоже любит тебя, он скоро появится», – сказала она, и мы даже поспорили на бутылку коньяка. Она специально поехала к нему на рынок, заморочила ему голову, внушила, что есть на свете человек, который давно и преданно обожает его, а для него, бедного, раненного давним Шурочкиным предательством, эти слова были – как бальзам на душу, и Серж не мог не прийти ко мне. «Ле нюаж...» Утонченный, не вполне нормальный человек не мог отказаться от нежного чувства, которое, как ему казалось, я испытываю к нему.
Любил ли он меня? «Знаете, была такая рыженькая девочка, прелестная, вся в веснушках...» – вот как он вспоминает обо мне. Так что это не имеет никакого значения. Мы занимались любовью – был пароксизм страсти, амок... А когда все схлынуло, я прогнала его.
Конечно, Шурочка не могла на меня не разозлиться – все ее труды пошли прахом. Она не могла не сделать мне какую-нибудь гадость и проникла ко мне в дом, насыпала стрихнину в аквариум. Мелко, гадко, жестоко... Что за демоны мучили ее? Почему она не остановилась, решила идти дальше – внушила Сержу мысль об убийстве? «Я должна была поставить тебя на место», – сказала она твердо. Эта ненависть, всепоглощающая, как страсть, – амок, Шурочкино наваждение, которое терзало ее долгие годы и выплеснулось наконец... Но Митя, мой Митя!
Я не плакала, только волны холода скользили по моему телу. «Что это?» – вдруг удивилась я, вглядываясь в свое отражение. Веснушки явственно проступали на моем лице, плечах, руки вновь были покрыты россыпью румяных конопушек, и я даже не знала, радоваться мне или огорчаться их возвращению. Сегодняшняя сумасшедшая ночь... Столько событий сразу!
Нет, Серж не любил меня. Это Шурочка ему внушила, что и он испытывает ко мне какое-то чувство! Когда он пришел ко мне с букетом белых лилий (запах безумия и порока!), его глаза были холодны. Он словно разыгрывал роль – слова и признания были торжественны и пылки, но за ними ничего не стояло, он находился в какой-то иной реальности, где можно было и любить, и... убить, ничего в то же время не испытывая, никаких настоящих человеческих чувств. Игра... Шурочка была талантливым режиссером, она точно сумела поставить эту пьесу. Не обычную мелодраму, нет – трагедию. Шекспировский размах!
Как ей ответить, какой спектакль разыграть с ней... Я забегала по комнате из угла в угол, кусая губы, придумывая страшную месть, потом вдруг остановилась, точно споткнувшись. Алексей! Он-то тут при чем, что мне с ним делать?
А он явился вечером – не позвонил, как я сказала, а пришел сам, очень довольный, сияющий, нетерпеливый и не желающий слышать никаких возражений.
– Я соскучился, – заявил он. – Съездил на работу, взял отпуск за свой счет.
– Это еще зачем? – удивилась я.
– Я не могу работать – я все время думаю о тебе. А мне там с техникой надо возиться, с проводами, меня током может ударить.
– Очаровательно! – всплеснула я руками. – Такая простота точно хуже воровства. Ты что, теперь мне с утра до вечера будешь надоедать?
– И еще ночью, – серьезно напомнил он.
– Нет, это невозможно! – Я не знала, плакать мне или смеяться.
– Ты вчера обгорела на солнце, – авторитетно сказал он, пристально и жадно рассматривая меня. – Вон, даже веснушки видны стали.
– Тебе не нравится?
– Ты знаешь, я бы очень, очень хотел, чтобы мне хоть что-то в тебе не нравилось, чтобы не сходить так с ума, но это невозможно... Ты где вчера была?
– Встречалась с Шурочкой, той самой...
– И?
– Ничего особенного, пустой разговор, – невинно ответила я, опасаясь, что Алексей может все испортить. Он со свойственной ему прямотой непременно предпринял бы что-нибудь... даже мог заявить в милицию, и, естественно, все кончилось бы ничем... Он мог испортить мой план, мой изощренный, коварный, страшный план, который я пока только обдумывала! – Какая рубашка на тебе интересная, – решительно переменила я тему.
– Правда? Надо бы мне самому с той Шурочкой... Это я сегодня купил, и вот брюки тоже – совершенно не знал, чем без тебя заняться. Тебе нравится, да?
– Ничего, довольно мило...
– Я так хочу тебе нравиться! – заявил он с бесхитростной простотой, свойственной скорее ребенку, чем взрослому мужчине. – Скажи, я хоть чуть-чуть тебе интересен?
