Очарованный (СИ) - Дарлинг Джиана

Александр и Данте, несмотря на все их недостатки и значительную темноту, были хорошо приспособленными святыми по сравнению с лихорадочным злом, скрывавшимся в Роджере.

Я увидела это злое намерение, когда мы встретились глазами, и он ухмыльнулся, как демон, освобожденный из Тартара, чтобы устроить ад на земле. Мое сердце резко забилось в груди, как будто он протянул руку через мою грудную клетку, чтобы сжать ее, предупреждая.

— Что ты здесь делаешь? — Я сказала. Несмотря на то, что я была слишком далеко и в комнате было слишком громко, чтобы он мог меня услышать.

Однако он читал по моим губам; его тонкая, накрахмаленная улыбка еще сильнее растянулась между его щеками, когда он уловил мой страх.

— Пойди, посмотри, — насмешливо сказал он, а затем нырнул в коридор.

В тот момент, когда он вошел в холл, из зияющего входа в коридор вышла женщина, скрывая, куда пошел Роджер. Я решила сначала проверить кухню и обнаружила, что она пуста, если не считать двух поваров, потеющих и ругающихся себе под нос, выбегающих с последними порциями еды. Я подмигнула Карле, когда она посмотрела на меня, затем нырнул обратно за дверь, колеблясь перед мужским туалетом, прежде чем протиснуться в дверь.

Роджер стоял у ряда писсуаров, засунув руки в карманы костюма, одной блестящей ногой в туфлях, обутой в лоферы, отстукивая ритм по плитке, и насвистывал резкую отрывистую мелодию.

— Скучная вечеринка, — заметил он с односторонней ухмылкой. — Могу поспорить, ты скучаешь по вечерам Ордена, не так ли, рабыня?

Я высоко поднял подбородок.

— Мы оба знаем, что я не рабыня. Что ты здесь делаешь, Роджер? Если Александр и Данте увидят тебя, они не будут колебаться, а я не хочу, чтобы мальчик твоего возраста пострадал.

— Он сказал мне, что ты мягкая, — сказал Роджер, цокнув языком и покачав головой, в результате чего прядь золотых волос выбилась из его макушки и упала в его темный глаз. — Он также сказал мне, что пытался научить тебя, что мягкость приведет к твоей смерти.

— Ноэль не научил меня ничему, кроме боли и сожаления, — парировала я.

Моя пятка все еще была прижата к вращающейся двери, так что она была открыта, а звуки вечеринки успокаивали мою спину. Я столкнулась с порождениями сатаны, но мои герои были рядом, если что-то пойдет не так. Я хотела понять, почему Роджер пошел на риск и проделал весь этот путь только для того, чтобы подразнить меня.

Он склонил голову набок.

— Это ценные уроки, не так ли?

Они были ими. Боль раскрыла тайны механизмов моего тела, а сожаление научило меня тому, что именно было важным в моей жизни.

Но у меня было достаточно боли и сожалений, если бы Ноэль не насильно скормил мне свое собственное страдание в ночь моей свадьбы.

— Может быть, нам привести сюда твоих старших братьев и спросить их, согласны ли они? — Я с острой улыбкой попросила соответствовать его собственной.

Роджер был порождением тьмы. Он уважал смелость, жестокость и манипуляции так, как нормальный человек уважал бы мудрость, мужество и сочувствие.

— Или, может быть, я могла бы научить тебя чему-нибудь о боли? — спросила я, проведя рукой по бедру и на ходу потянув за ткань так, что сложенный и заправленный в подвязку нож оказался перед ним. — Точно так же, как ты сделал в тот день со мной в темнице.

Он облизнул губы, быстро, как ящерица, и столь же отвратительно. Когда он оторвал взгляд от моей обнаженной ноги, он улыбнулся своей жуткой мальчишеской ухмылкой.

— Это был веселый день, не так ли? Не могу дождаться, когда у меня будет больше таких.

— У тебя их не будет. Никогда.

— Ой! — сказал он с легким смешком, покачиваясь на пятках. — Я думал, ты поняла. Глупо с моей стороны, мой отец сказал мне, что ты глупая.

— Такая же глупая, как твой отец? Ведь именно он находится под домашним арестом за мошенничество, растрату и отмывание денег.

Приветливая маска Роджера треснула, а затем полностью упала с его лица, обнажив скрюченную усмешку, демонстрирующую его ярко-розовые десны и изогнутые британские зубы.

— Не говори так о своих лучших людях, рабыня, иначе я буду вынужден наказать тебя, прежде чем доставлю тебя домой к отцу.

— Я никуда с тобой не пойду, — твердо сказала я ему. — Я высуну голову из этой двери и позову Александра. Тогда он и Данте смогут решить, что с тобой делать. Они не такие «мягкие», как я, поэтому я надеюсь, ради тебя, что они проявят снисходительность. Хотя каждый раз, когда они видят мою спину, изрезанную шрамами, которые ты и ваш отец оставили там, их глаза чернеют от ярости, так что я бы не стала ставить на это деньги.

— Нет необходимости, — сказал он, снова весело, подпрыгивая на цыпочках, как будто ему не терпелось раскрыть мне чудесную тайну. — Ты пойдешь со мной, потому что хочешь.

Я фыркнула, во мне вспыхнула неаполитанка, и возмущенная ярость прожгла мой образованный класс.

— В твоих гребаных мечтах, малыш.

— Я не ребенок. Ты будешь называть меня лордом Дэвенпортом. — Он проигнорировал мою насмешку и шагнул вперед с чересчур яркими глазами, такими же остекленевшими и безумно вращающимися, как выпавшие шарики. — И ты охотно пойдешь со мной, потому что если ты не пойдешь, я взорву всех, кого ты любишь, прямо здесь, в этих трущобах.

Моя шея резко заболела, когда страх пронзил мой позвоночник и туго натянул меня. — Что?

— На самом деле жалко, как легко купить предметы для взрывчатки. Видишь ли, Эшкрофт настолько разозлился, что Александр забрал у него член и яйца, что был рад дать нам хороший и простой рецепт самодельной бомбы.

Я зажмурилась, чтобы не видеть правды на его лице, рвения, которое подсказало мне, что он не блефует. Я знала, что Эшкрофт восстанавливается после травм, учится быть одновременно евнухом и калекой в дорогом реабилитационном доме на севере штата, но я не думала, что он объединит усилия с Ноэлем, чтобы отомстить нам. По крайней мере, не так.

Я была уверена, что это пришло в голову Александру и Данте, и что они следили за этим, но, учитывая все, что происходило с побегом и арестом Данте, они не были такими бдительными. Мы выиграли битву, но, казалось, забыли, что нам еще предстоит выиграть войну.

— Где это? — спросила я его, отчаянно пытаясь найти выход из ситуации.

— Конечно, кухня. Взрывчатка не очень мощная, поэтому я рассчитываю на то, что газ в комнате действительно взорвет ее с должным взрывом. — Он улыбнулся так широко, что я подумала, что он сможет проглотить меня целиком своим большим ртом. Это было похоже на то, как будто я смотрела на барракуду, лежа в воде. — Если я не уйду отсюда с тобой в ближайшие десять минут, служитель Ордена, которому мы заплатили, прокрадется на кухню и взорвет его.

Он наблюдал за мной, как в центре моего кишечника взорвалась бомба, как мои внутренние органы спазмировались и разрушались, как мое сердце извергалось кровавым месивом умерших надежд и мечтаний. Он смотрел и обхватывал себя фланелевыми брюками, потому что моя боль заставила его затвердеть.

— Боюсь, не время прощаться, если ты не хочешь попрощаться навсегда, — сказал он вслух.

В моих ушах пронесся шуршащий статический звук, как будто кто-то разворачивал конфету рядом с каждым ухом, и мне потребовалось много времени, чтобы понять, что это был звук моего испуганного сердца, лихорадочно бурлящего кровь по моим венам. Мне хотелось бы быть умнее, быстрее и просто быть более готовой справиться с такой ситуацией.

Мне надо было уйти.

Я не собиралась подвергать опасности своих близких, и все они, все до единого, были в ту ночь в Остерии Ломбарди. Если бы я помогала, если бы я позвала на помощь, что бы с ними случилось?

Конечно, Роджер не позволил бы разнести себя вдребезги.

— Нет, — сказал он, отвечая на вопросы, которые прозвучали на моем лице. — Мы достаточно близко к задней двери, и я успею выйти.

Cazzo!

Я не могла вынести мысли о том, что все умрут из-за моего своеволия, особенно когда у меня не было другого плана, как их спасти. Я перебирала варианты: как-то позвонить в полицию, остановить кого-то после того, как я ушла с Роджером, оставить подсказку о том, что происходит, чтобы они могли хотя бы быстро меня найти… но ничего не было. Вообще.