Анна Милтон - Будь ты проклят, Зак Роджерс!
На мгновенье, — лишь на одно мгновенье, — я подумала, что лед в сердце Зака Роджерса тронулся, потому что мышцы его лица расслабились, и из кристально-голубых глаз исчез холод.
Когда Зак накрыл мои ладони своими руками, я не смогла сдержать улыбки.
— Все кончено, — сказал он и убрал мои руки от своего лица.
Дождь стер мою улыбку, и я едва устояла на ногах от внезапного приступа бессилия.
Он не поверил мне.
— Возвращайся к маме. Уезжай в Индианаполис, — продолжил Зак, но его голос тонул в оглушающем потоке мыслей, ворвавшихся в мое сознание. — Никогда не возвращайся. Все кончено, — повторил он, опуская застывший взгляд вниз.
Больше ничего не сказав, Зак Роджерс развернулся и подошел к своей машине. Открыв дверцу, он залез в нее и уехал.
Он уехал.
Я смотрела вслед отдаляющейся «Феррари» и не могла поверить, что больше не увижу его. Никогда.
«Все кончено» звенел его безжизненный голос в моей голове.
Больно. Как же больно.
«Все кончено» проносилось вновь и вновь, и я схватилась за голову руками, громко закричав.
Я больше ничего не чувствовала. Ни дождя, ни ветра, ни асфальта под ногами. Это перестало иметь смысл. Это исчезло, и я осталась наедине с невыносимой пульсирующей болью.
Мои ноги подкосились, и я рухнула вниз.
Я упала на колени и схватилась одной рукой за сердце. Жадно вбирая в себя воздух, я смотрела вдаль, но больше не видела красной машины.
Я задыхалась.
Дождь нещадно поглощал мое дрожащее тело, и я тонула в нем. Бесследно.
Неужели, это все? Наша история подошла к концу? Но я не думала, что это произойдет так скоро…
Что мне делать дальше? Как жить с этим гложущим чувством, засевшим в разорванном в клочья сердце?
Я рыдала и не могла остановиться.
Я ненавидела свою мать. Я ненавидела эту чертову судьбу, потому что она играет не по правилам.
Жизнь, как американские горки.
Паршивые, сломанные горки.
Когда я заставила себя двигаться, то заметила, что дождь прекратился. Я не знала, сколько просидела на асфальте в промокшем легком платье. Вытерев слезы, я села в машину и развернулась, поехав к особняку Роджерсов. Клянусь, меньше всего мне хотелось возвращаться туда, к матери и мыслям о возвращении в Индианаполис, к отцу. Но я так же отдавала себе отчет в том, что мне некуда идти. Если бы Зак не оттолкнул меня, мы бы уехали вместе. Все было бы хорошо…
Когда все потеряно, больше ничего не остается, кроме того, чтобы плыть по течению и помалкивать.
Я сдалась.
Я перестала сопротивляться.
Я устала. Просто чертовски сильно.
Когда я переступила порог дома, то обнаружила маму в гостиной. Она закрывала лицо руками и плакала.
Мне не жаль ее. Нисколько.
— Когда мы выезжаем? — ледяным голосом спросила я у нее.
Она вздрогнула и обернулась в мою сторону. Ее глаза округлились, когда она увидела мой внешний вид.
— Наоми, что с тобой произошло?.. — прошелестела она изумленно.
— Когда мы выезжаем? — сдержанно переспросила я.
Ее растерянный блуждающий взгляд коснулся моего лица, и она печально вздохнула.
— Завтра утром.
Я направилась к лестнице.
— Наоми, — позвала меня мама.
Я не откликнулась, продолжая подниматься по ступенькам.
— Наоми!
Она все испортила. Она разрушила мою жизнь, и я не хотела с ней разговаривать. Не хотела улыбаться ей и делать вид, будто ничего не произошло.
Я дошла до своей комнаты, которая завтра утром перестанет быть моей, и прежде, чем войти в нее, я развернулась и посмотрела на дверь напротив.
Зак Роджерс.
Я стояла и пялилась на эту дверь несколько минут.
«Ничего не вернуть» сказала я себе.
Просто плыть по течению.
Не сопротивляться.
Облегчить себе жизнь.
Вздохнув, я отвернулась и вошла в свою комнату, из которой исчезли все краски.
Теперь я видела мир в черно-белых тонах.
Не переодеваясь, я вытащила из шкафа-купе чемодан, а затем принялась укладывать в него свои вещи.
Глава двадцать девятая
Счастье не задерживается в нашей жизни надолго. Всегда наступает момент, когда оно ускользает от нас; так незаметно, тихо, что невольно создается впечатление, будто его никогда не было.
На следующее утро я чувствовала себя разбитой. Я не спала ночью, терзая себя мыслями и воспоминаниями. Нередко мелькала идея сбежать. Но… куда я побегу? И с кем? Единственный человек, который мог бы увести меня за собой, бросил меня.
Я одна.
Я покинула постель в шесть утра. Мой взгляд упал на собранные чемоданы в углу комнаты, и нестерпимая печаль сдавила сердце.
Это напоминало какой-то безумный кошмарный сон.
Моя жизнь рушилась у меня на глазах со стремительной скоростью, и я не могла помешать этому, не могла остановить и приказать миру прекратить быть таким безумным и жестоким.
Это действительно конец.
Я не торопилась покидать этот дом, но не потому, что мне не хотелось уезжать из такого шикарного особняка и возвращаться в скромный домик в Индианаполисе. Я тянула время, потому что надеялась увидеть Зака Роджерса — свою страстную, мимолетную любовь, так глубоко засевшую в сердце — в последний раз. Конечно, вероятность нашей прощальной встречи была максимально низка, но я не переставала верить и ждать этого.
Когда мама зашла за мной, чтобы сказать, что нам пора выдвигаться в путь, я на секунду закрыла глаза и попыталась представить, будто все хорошо. Если раньше у меня отлично получалось превращать свои истинные чувства в иллюзию, то сейчас я не могла лгать себе.
Все паршиво.
Мне просто стоит смириться с этим.
Я взяла свои чемоданы и, в последний раз оглядев комнату, в которой прожила последний месяц, покинула ее. Навсегда.
У меня не было возможности лично попрощаться с Джейсоном, Шепли… Я просто уеду, и все будут думать, словно мне вообще не было. Может, это даже к лучшему?
Не знаю.
Когда я спустилась вниз и увидела мистера Роджерса, помогающего моей маме загружать вещи в багажник «Минивэна», то удивилась. На его месте я бы выгнала нас еще вчера. Но Джеймс… Он был хорошим. И как бы больно ему ни было смотреть моей маме в глаза, он будет вежлив.
Увидев меня, застывшую у входных дверей, мама слабо улыбнулась и махнула рукой, зовя к себе. От вчерашнего ливня не осталось и следа. На улице стояла духота, и, только выйдя из дома под палящие лучи солнца, мне тут же захотелось развернуться и скрыться в какой-нибудь комнате.
— Как ты? — спросила мама, когда я подошла к «Минивэну», волоча за собой тяжеленные чемоданы.
