Вирджиния Эндрюс - Хевен
Наступило Рождество, а с ним – скупые подарки Китти и дорогие, но по секрету, от Кэла. Кэл и Китти часто ходили в эти дни по гостям, а я оставалась дома и смотрела телевизор. Только сейчас я наконец поняла, что у Китти были проблемы с алкоголем. Одна выпивка порождала у нее цепную реакцию, и ей требовалось пить все больше и больше; много раз Кэлу приходилось втаскивать Китти в дом, раздевать и укладывать в кровать, иногда с моей помощью.
Странное это было занятие – раздевать беспомощную женщину вместе с ее мужем. Интимность этого занятия ставила меня в неловкое положение. Нас по-прежнему связывали с Кэлом крепкие узы, которые не обрели никакого словесного выражения. Глаза Кэла встречались с моими, мои глаза встречались с его… Он любил меня, я точно знала, что любил. Ночами, свернувшись в своей постели, я чувствовала его незримое присутствие, охраняющее мой сон.
В хороший февральский субботний день мы праздновали с ним мое шестнадцатилетие. Уже больше года и месяца я жила в доме Кэла и Китти. Я поняла, что Кэл относится ко мне не совсем по-отцовски и не как дядя, и вообще ко мне так не относился ни один мужчина, которых я знала. Этот человек так же сильно нуждался в любимом друге и любимой семье, как и я. Он испытывал потребность в женской дружбе, а я была рядом. Он никогда не смеялся надо мной, никогда не критиковал, никогда не разговаривал со мной грубо, как это обычно делала Китти.
Мы с Кэлом были друзьями, и я любила его. Он давал мне то, чего у меня никогда раньше не было, – он стал первым взрослым мужчиной, который любил меня, нуждался во мне, понимал меня, и ради него я с радостью отдала бы свою жизнь.
Ко дню рождения он купил мне нейлоновые чулки и туфли на высоких каблуках, и, когда Китти отсутствовала дома, я стала учиться ходить на каблуках. Это было все равно что учиться ходить заново. Ноги стали какими-то другими, длинными. Теперь, в нейлоне и на высоких каблуках, я стала иначе чувствовать свои ноги, считала их красивыми и то и дело старалась выставить их так, чтобы посторонние могли полюбоваться ими. Кэл от этого смеялся. Разумеется, новые туфли и чулки мне приходилось прятать в полуподвале, куда Китти в одиночку заходить не решалась.
Весна в Атланту пришла быстро. Благодаря вложенному нами с Кэлом труду наш двор оказался самым красивым в Кэндлуике. Китти была лишена удовольствия наслаждаться садом во дворе, потому что над цветами жужжали пчелы, по земле ползали муравьи, а на паутинках раскачивались крошечные гусеницы, которые попадали ей в волосы. Однажды червячок упал ей на плечо, так она подняла такой визг!
Китти боялась темных углов, где могли прятаться пауки и тараканы. От муравьев на земле она впадала в панику, а от муравьев на кухне могла потерять сознание. Она визжала, когда муха садилась ей на руку, а если в спальне оказывался комар, она глаз не могла сомкнуть, поднимала всех нас на ноги и требовала поймать эту «проклятую тварь».
Темноты Китти боялась, червяков боялась, грязи, пыли, микробов боялась, заболеть боялась, и вообще чего она только не боялась.
Когда Китти становилась совсем несносной и слишком придирчивой, я скрывалась в своей комнате и доставала книги, которые взяла на дом из школьной библиотеки. И забывалась в мире Джейн Эйр и «Грозового перевала». Я читала и перечитывала эти две книги, а потом пошла в библиотеку и разыскала биографии сестер Бронте.
Потихоньку я стала оттеснять своими любимыми книгами выставку керамических зверюшек Китти. Принесла из полуподвала куклу и каждый день доставала ее из нижнего ящика туалетного столика и любовалась ее восхитительным личиком, все больше укрепляясь в решимости найти однажды родителей своей мамы.
Иногда я пробовала примерить наряды моей мамы, но они были старыми, потерявшими прочность, и я решила, что лучше им лежать на своем месте и ждать того дня, когда я поеду в Бостон.
Том писал мне длинные письма, Логан тоже писал, но в его письмах не было особых новостей для меня. Я продолжала время от времени писать Фанни, хотя она и не отвечала. Я жила в таком тесном, таком ограниченном мирке, что стала ощущать отсутствие живого контакта со всеми – кроме Кэла.
Но все-таки во многих отношениях жизнь моя стала легче. Домашняя работа, которая раньше пугала меня своей сложностью и обилием указаний, перестала быть такой давящей. Казалось, я родилась с миксером в одной руке и пылесосом в другой. Электричество теперь стало частью моей жизни, и, честно говоря, мне казалось, что так было всегда. С каждым днем я все больше привязывалась к Кэлу – моему спасителю, другу и наперснику. Он был моим воспитателем, моим отцом, Моим напарником во время посещения кино и ресторанов. Мальчики в школе уже прекратили приглашать меня на танцы и в кино. Как я могла бросить Кэла одного, если он однажды сказал:
– Хевен, если у тебя будет напарник для походов в кино, то с кем же я буду ходить? Китти терпеть не может кинофильмов, а мне кино нравится. Китти не любит таких ресторанов, которые нравятся мне. Пожалуйста, не бросай меня ради каких-то там мальчиков, которые не оценят тебя по достоинству, как я. Позволь мне ходить с тобой в кино. Обойдешься без мальчиков, а?
Его вопрос вызвал у меня странное чувство вины, как будто я обманываю его уже одним тем, что думаю о таком человеке, с которым мне хотелось бы встречаться. Я все время считала, что Логан так же верен мне, как я ему. И тем не менее я не могла не сомневаться: а так ли это? На мальчиков я смотреть перестала, чтобы не подавать им надежды и быть верной своему единственному и надежному другу.
Мне не хотелось расстраивать Кэла, и я выполняла его просьбы: ходила с ним, куда он хотел, надевала то, что он выбирал, делала такую прическу, какая ему нравилась. И все время мое негодование поведением Китти росло и росло. Это из-за нее мне достается такое повышенное внимание со стороны Кэла. Конечно, Кэл был замечательным человеком, но мне иногда становилось не по себе (я даже испытывала чувство вины), особенно когда в глубине его глаз зажигался странный огонек, словно я ему очень нравилась.
Мои школьные подружки начали поглядывать на меня с непонятным любопытством. Может, они знали, что я хожу с Кэлом по кино, ресторанам и паркам?
– У тебя есть дружок на стороне? – спросила меня как-то Флоренс, моя лучшая подружка. – Расскажи-ка мне о нем. Ты позволяешь ему, как бы тебе сказать, все, что он хочет?
– Нет! – возмутилась я. – К тому же у меня никого нет.
– Ну-у, это уж чересчур! Ты вон даже покраснела! Неужели покраснела?
Я пришла домой и принялась гонять пыль, поливать бесчисленные растения и заниматься прочими делами, которым не было конца, и все время у меня в голове неотступно крутился вопрос: почему я покраснела? Я чувствовала в себе какое-то необъяснимое волнение, мое тело словно просыпалось ото сна, испытывая в самые неожиданные моменты доселе ощущения незнакомые. Однажды в ванной, одетая в бикини, я посмотрела на себя в зеркало и от одного этого почувствовала в себе любовное томление. Я испугалась, потому что мне показалось нездоровым испытывать такие ощущения от вида собственного обнаженного тела.
