Фальшивая империя - Ш. У. Фарнсуорт
— Мне не нужен тест на отцовство.
— Ты хочешь его? — возражает она.
— Нет-нет, — повторяю я. Я протягиваю руку и притягиваю ее к себе, так что она оказывается прижата спиной к моей груди. Я кладу ладонь на ее живот, баюкая нашего малыша.
— Я доверяю тебе, Роза, — если не считать слова на букву «л», это самое сильное заявление, которое я могу сделать. Список людей, которым я доверяю, однозначно, очень короткий. Все начинается и заканчивается с нее. — Во всем.
На какое-то мучительное мгновение она замолкает и замирает. Затем отодвигается. Я перекатываюсь на спину, принимая дистанцию, которую она явно хочет. Но простыни продолжают двигаться. Я чувствую, как они дергаются и ослабевают, когда я смотрю на ее сторону кровати, пытаясь понять, что она делает.
Я получаю ответ, когда ее тело прижимается к моему. Тепло исходит от ее кожи, когда она изгибается, так что лежит больше на мне, чем на матрасе. Моя рука непроизвольно обвивается вокруг нее, и я понимаю, что теперь она обнажена.
Она залезает в мои боксеры и вытаскивает мой член. Я стону.
— Скарлетт…
— Я теперь не могу заснуть без этого, — сообщает она мне. — Без тебя. Это чертовски раздражает.
Мои губы растягиваются в усмешке, которую я сомневаюсь, что она может видеть.
— Это, блядь, что-то.
Затем я заглатываю ее стоны своим ртом, раздвигаю ее ноги своими бедрами и со стоном толкаюсь в нее. Мы оба кончаем за считанные минуты, используя друг друга. Здесь нет никаких грязных слов или дерзких позиций. Это сладко и больше ничего. Нежно, без долгих прикосновений. Быстро, не торопясь.
Скарлетт остается, свернувшись клубочком, на моей стороне кровати после того, как мы оба кончаем. Я провожу пальцами по длинным шелковистым прядям ее волос, подстраивая свое дыхание под ее. Оно глубокое и ровное. Я думаю, что она снова заснула, пока Скарлетт не произносит:
— Я тоже тебе доверяю.
Я продолжаю расчесывать ее волосы, чувствуя, как эти четыре слова расширяются в моей груди. Я знаю, что она мне доверяет. Она уже говорила мне об этом раньше. Что еще более важно, она показала это — когда доверилась мне насчет Ханны. Но мне никогда не надоест это слышать.
Мои конечности тяжелеют, когда я расслабляюсь на матрасе. Я близок ко сну, может быть, уже сплю, когда резкий визг будильника заставляет меня насторожиться.
Скарлетт напрягается.
— Что это такое?
— Думаю, пожарная тревога, — я выбираюсь из кровати, пытаясь сохранять спокойствие. В каждой комнате шале есть камины. Одна случайная искра может быстро воспламениться. Видения опаленных стен и бушующего пламени заполняют мою голову. Я отбрасываю прочь наихудшие сценарии, вылезаю из кровати.
Скарлетт сидит на кровати, все еще голая. Я бросаю пару спортивных штанов на кровать.
— Надень это, — процесс занимает минуту, но она надевает. Я поднимаю с пола ее шелковую ночную рубашку и натягиваю ей через голову. Ее пальто висит на стуле. Я помогаю ей надеть его, а не полагаюсь на то, что она сделает это сама.
— Вероятно, это ложная тревога, — говорит она мне.
— Думаешь, я бы пошел с тобой на такой риск?
Она не отвечает, просто надевает зимние ботинки, которые я приготовил для нее. Я хватаю поводок и ошейник Тедди и подхожу к нему. Он выскакивает, взволнованный таким развитием событий. Должно быть, приятно быть собакой: не обращать внимания на то, что может пойти не так. Вечный оптимист.
Я провожу Скарлетт к двери. Когда открываю ее, я почти ожидаю, что там будет дым и пламя. Коридор кажется пустым и нетронутым. Но запах дыма действительно витает в воздухе. Я крепко сжимаю руку Скарлетт и поводок Тедди, пока мы идем по коридору и лестнице. Внизу дым еще гуще. Я даже вижу, как он кружится в воздухе, а не просто чувствую его запах.
Входная дверь распахнута настежь. Я вывожу свою маленькую семью на улицу. Оливер, мой отец и Кэндис столпились на крыльце.
— Что происходит? — кричу я, глядя на внешний вид шале. Оно выглядит нетронутым, каменный фасад и высокие окна не имеют никаких признаков пожара или обугленных повреждений.
— Кэндис пыталась испечь печенье, — голос моего отца сух.
— О.
— Мне так жаль, — говорит Кэндис. — Я не знаю, что произошло, — она смотрит на наши не совпадающие наряды. — Вы уже были в постели?
Я киваю.
Скарлетт засыпает рядом со мной к тому времени, как отключается сигнализация и дом проветривается. Она, спотыкаясь, поднимается по лестнице, сопротивляясь моим попыткам нести ее. Упрямая, как всегда.
Мы добираемся до нашей комнаты, и она снимает с себя одежду, оставляя все на ковре. Я кладу Тедди в его будку и снова раздеваюсь, скользнув обратно в кровать рядом с ней.
— Не совсем безоблачное путешествие, да? — дразнит Скарлетт, переворачиваясь и кладя голову мне на грудь.
Я хихикаю.
Я почти засыпаю, когда слышу жужжащий звук. Скарлетт шевелится. Я быстро хватаю свой телефон, намереваясь заставить его замолчать. Но экран черный.
Снова жужжание. Скарлетт поспешно возвращается на свою половину кровати и хватает телефон. Между ее глазами появляются две морщинки, когда она, прищурившись, смотрит на экран.
— Это моя мама, — она отвечает. — Мам?
Еще до того, как она снова заговорила, я понял, что что-то не так. Ее плечи напрягаются, а губы плотно сжимаются.
— Хорошо. Я прилечу, как только смогу, — она заканчивает разговор. Бросает телефон на кровать. Тупо смотрит вперед. — У моего отца случился сердечный приступ. Он в операционной.
Я откидываю одеяло.
— Поехали.
21. Скарлетт
Менее чем через двадцать четыре часа после отъезда я снова оказываюсь в Нью-Йорке. Я не выспалась и нервничаю до такой степени, что акварельный рисунок, на который я смотрю, превратился в бессмысленное пятно пастели. Интересно, кто украшает больничные залы ожидания? Кто выбирает картину в рамке, на которую вы будете смотреть, и цвет стульев, на которых вы будете сидеть в худшие часы своей
