Многогранники - Способина Наталья "Ledi Fiona"

— До этого он себе подобного не позволял? — медленно произнес Крестовский с очень странным выражением лица.

— Нет, мы вообще не целовались ни разу.

Крестовский смотрел на Машу расширившимися глазами и, кажется, не верил.

— Не смотри так. Да, это был мой первый поцелуй с Волковым. И он вот так себя повел. И я испугалась. Я теперь…

— Понятно, — перебил ее Крестовский и отошел к дивану. У дивана он поправил и так аккуратно сложенный плед, поменял местами диванные подушки, хотя они были одинаковыми и стояли ровно.

— Рома, в чем дело?

— Ты ведь проверяла, да? — повернувшийся к ней Крестовский выглядел таким, каким она видела его на протяжении многих месяцев: собранным, отстраненным и невозможно далеким.

— Ты испугалась Димки и хотела проверить, будет ли тебе страшно поцеловаться с кем-то еще? Так? Нет, я понимаю: я — удобная кандидатура. Я в курсе твоего страха, я завтра улетаю, и у тебя не будет проблем. Я правда понимаю и не обижаюсь. — Крестовский поднял руку, призывая Машу помолчать, хотя у нее и слов-то не было, рот она открыла от удивления. — Видишь, это нестрашно. И с Димкой тоже все наладится. Это просто нервы. Он не сделал бы тебе ничего плохого. Я его знаю.

— Рома… — начала Маша, не зная, как продолжить. Монолог Крестовского показал, что у него мозги работают вообще не как у нормальных людей. Она немного боялась, что он воспримет ее желание пойти с ним до конца как попытку девушки из необеспеченной семьи подцепить богатого мальчика, и готовилась объясняться именно по этому поводу. Но то, что он решит, будто она что-то тут проверяла, потому что испугалась Волкова…

— Давай так: я сейчас отвезу тебя в универ, и вы поговорите, — меж тем произнес Крестовский.

— Он уехал домой, — на автомате ответила Маша, пытаясь понять, что ей теперь делать и почему Крестовский такой идиот.

— Оу… Ну ты же знаешь его адрес? Насчет сегодняшнего… Либо мы ничего не говорим Димке, либо я сам ему все объясню. Скажу, что это — моя вина. В общем-то так оно и есть. Я за второй вариант, потому что, если это всплывет, когда меня не будет, Волков может взбеситься…

— Рома, что ты несешь? Остановись, — наконец обрела дар речи Маша.

— Не хочешь ему говорить? Ну окей. Только все тайное однажды становится явным, как-то так, кажется, говорят?

— Хватит! — повысила голос Маша. — Ты несешь чушь. Мы с Димкой никогда до этого не целовались, потому что мы просто друзья. Я не знаю, с чего ты взял обратное. Тогда, на яхте, Димка просто так это брякнул. Я не знаю зачем. И я ничего не проверя…

— Маша, — Крестовский перебил Машу, резко рассмеявшись, — ты заблуждаешься. Вы не друзья. Для Димки — нет. Он считает тебя своей девушкой. И, поверь мне, у него есть основания. Я наблюдал за вами несколько месяцев.

— Ты наблюдал?

— Речь не об этом. — Крестовский отвел взгляд, вновь зачем-то переставил местами подушки и произнес: — Вы отличная пара, и у вас все будет хорошо.

— А что, если мне нравишься ты? — Маша решила, что терять ей уже нечего и, пожалуй, она может позволить себе побыть храброй, потому что он как-то умудряется понимать все не так.

Крестовский снова рассмеялся и в третий раз поменял подушки местами. Маша подошла к дивану, Крестовский отступил в сторону. Тогда она взяла две крайние подушки и сбросила их на пол.

— Я вижу, ты никак не определишься, как им лучше стоять. Пусть пока полежат, ладно? — едва сдерживаясь, чтобы не заорать, произнесла она.

— Пусть полежат, — согласился Крестовский и отступил еще на шаг.

— Я не кусаюсь, Рома, — сообщила Маша и уселась на диван, скрестив руки на груди.

Крестовский после некоторых раздумий молча сел рядом и повернулся к Маше. При этом его колено случайно коснулось ее, и он тут же отодвинулся.

— Ты слышал, что я сказала? — спросила Маша, глядя на него в упор.

— Да. Только это пройдет.

Это был не тот ответ, на который рассчитывала Маша, поэтому она спросила:

— Откуда такая уверенность?

— Маша, я не могу влезть в отношения Димки во второй раз. Ты слышала про историю с Эммой. Ужин на «Рене» был ошибкой. Сегодняшний поцелуй был ошибкой в квадрате. Это моя вина, я не должен был.

— Почему ты винишь только себя? Это я сюда пришла. Я хотела, чтобы ты меня поцеловал, я…

Маша осеклась, когда поняла, как Крестовский на нее смотрит. На нее никто никогда так не смотрел. Будто она — центр вселенной. Маша протянула руку, чтобы коснуться его щеки, но он, отдернув голову, встал:

— Тебе пора, Маша.

Голос Крестовского прозвучал непривычно жестко, и Маша подумала о маме и Крестовском-старшем. Наверное, тот выглядел и говорил так же. Впрочем, мама вспоминала, что они так и не поговорили, потому что Лев трусливо сбежал. Что ж, у его сына оказалось больше мужества. Хотя, может быть, дело в том, что у него просто не было возможности избежать этого разговора.

Маша молча встала, не зная, что еще сказать. Что обычно говорят, когда мир вдруг рушится в одночасье, когда человек, в которого ты умудрилась влюбиться, сначала целует тебя, так нежно, так по-особенному, смотрит так, будто проникает под кожу, а потом говорит, что ты непременно должна уйти?

Крестовский вновь взъерошил волосы, попробовал улыбнуться, но у него, к счастью, не вышло. Улыбнись он сейчас своей голливудской улыбкой, Маша точно разревелась бы.

— Маша, прости, — начал он. — Ты мне… тоже нравишься. Очень. Именно поэтому я… — он запнулся, подбирая слова. — Я уже наделал глупостей на две жизни вперед. Окончательно добивать Волкова я не хочу. Он считает тебя своей девушкой, пусть даже и не взаимно, а я считаю его своим другом. Я не могу.

Крестовский говорил таким тоном, будто Маша была непроходимо тупой и не желала понимать очевидных вещей.

— Вы — два идиота! — не выдержав, выкрикнула Маша. — А ты к тому же еще и трус, — уже спокойнее добавила она и пошла к выходу.

Они оба решили, что она принадлежит Волкову, и им обоим было абсолютно наплевать лично на нее, несмотря на то что она им типа нравится.

Подхватив с пола сумку, Маша попыталась быстро обуться, но одна из туфель лежала на боку. Маша зло пнула ее, чтобы та перевернулась, но туфля улетела под вешалку. От такой подставы Маша едва не разрыдалась. Какая же она дура! Напридумывала себе что-то.

Бросив сумку на пол, она присела на корточки и потянулась за туфлей.

— Маша, пожалуйста, — раздалось над ее ухом.

Маша подняла голову. Крестовский стоял на коленях совсем рядом и смотрел так, как смотрел на нее четыре последних дня.

— Ты идиот, — тихо сказал Маша.

Он кивнул и, подавшись вперед, прижался губами к ее виску. Маша закрыла глаза.

— Прости меня, — услышала она. — Я правда трус. Прости. Мы можем переписываться, если хочешь. Созваниваться. Я всегда тебя поддержу. Ты можешь звонить в любое время, правда.

Маша, поднявшись на ноги, наконец обулась. Крестовский тоже встал. Он выглядел несчастным и потерянным, и Маше непременно стало бы его жалко, если бы ей самой не было так тошно.

— Знаешь, мы не сможем стать друзьями, Рома. Это так не работает. Удачи тебе в Лондоне, счастья тебе и вообще… — Маша говорила какие-то шаблонные фразы, понимая, что замолчи она сейчас — и слезы потекут ручьем.

Где-то в глубине квартиры зазвонил мобильный Крестовского, но он даже не шелохнулся, продолжая смотреть на Машу.

— Не будешь отвечать? — стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, уточнила она.

Крестовский помотал головой, глядя на нее во все глаза.

— Ну пока. Удачи, — улыбнулась Маша.

Мобильный Крестовского зазвонил снова. Крестовский вновь на него не отреагировал. Вместо этого шагнул к Маше и крепко ее обнял. Маша тут же уткнулась в его плечо и поняла, что никогда не испытывала такой смеси эмоций. Она будто целую жизнь прожила за последние полчаса. Ее мир успел рухнуть, возродиться, рухнуть вновь. Злости больше не было, и на гордость сразу стало как-то наплевать. Вероятно, дело было в чемоданах, которые стояли посреди квартиры немым напоминанием о его скором отъезде.