Рут Харрис - Последние романтики
– Ты полагаешь, причина в том, что он начал писать ради денег?
– Эрни так считает.
– Это смешно.
– Никакой уважающий себя писатель не станет писать ради денег.
– Диккенс писал. Теккерей писал. А Бальзак? – спросила Николь. – Я занимаюсь моделированием одежды ради денег. Я не считаю, что мой талант сравним с талантом писателя, но он созрел и отшлифовался благодаря постоянной работе.
– Не знаю, я все же сомневаюсь.
– Ким, я знаю о тебе кое-что, чего ты сам не знаешь.
– Что именно?
– Деньги значат для тебя больше, чем ты думаешь. – Ким попытался перебить ее и возразить, но Николь жестом заставила его замолчать. Она продолжила: – Я помню, как ты ликовал, когда говорил мне о выгодной сделке с Джеем Берлином. Ты весь светился, рассказывая, что получил именно то, на что рассчитывал, – и деньги, и рекламу, и выгодные условия. Тебе все это доставляло истинное удовольствие.
– Коль уж ты упомянула… – начал было он, вспоминая, как обвел Джея вокруг пальца. Именно здесь, за этим столиком, в ресторане «21». Он невольно улыбнулся.
– Никто не заставляет писать тебя всякую чепуху, никто не заставляет тебя идти на сделку с самим собой.
– Ты права! – сказал Ким. – Во-первых, я не смогу писать чепуху, моя совесть не позволит мне сделать это. Во-вторых, мои издатели не станут публиковать чепуху, – проговорил он, начиная воодушевляться. Наконец-то он становился похожим на самого себя, подумала Николь, взволнованная тем, что сумела вернуть его из горя. Она улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ, думая, что она самая чудесная женщина в этом зале, самая чудесная женщина во всем городе и во всем мире. Она прекрасна снаружи. Она прекрасна внутри. Как же ему повезло, как ему безумно повезло встретить ее.
– Дорогая… – начал он.
– Да?
– Я был очень эгоистичен. Был занят только своими собственными делами. Ты же вела себя поистине великолепно всю эту неделю. Но ты всегда великолепна, – она хотела поблагодарить его, но Ким продолжил: —Я знаю, до сих пор я не сказал ни слова о нашей женитьбе. – Слезы невольно появились в ее глазах. Он наклонился вперед, тронул ее золотые волосы. – Не потому, что я не хочу на тебе жениться. Я очень хочу. Сейчас больше, чем раньше. – Он сделал паузу, пытаясь побороть в себе поднимающиеся чувства. – Но ты права, говоря, что деньги очень важны для меня. У меня их сейчас нет. И в ближайшее время их не будет. Я не могу просить тебя стать моей женой, если не способен содержать себя. Как же быть? Ты будешь содержать меня? Я не смогу этого вынести. Я не буду мужчиной, если соглашусь на подобное. – Он остановился. На этот раз его тон был серьезен, в нем не было никакой торжественности. Он и сам стал иным. Никакой жалости к себе. Он пришел в себя. – Я хочу на тебе жениться, если ты будешь хотеть меня. Если у меня будут деньги… – Он поправился: – Когда у меня будут деньги, ты выйдешь за меня замуж? Ты будешь этого хотеть?
– Да, – ответила она, – да.
– Я хочу, чтобы ты стала моей. Больше, чем когда бы то ни было.
– Больше, чем когда бы то ни было, – повторила Николь, не отводя от него глаз. Она подумала, что все, находящиеся в этом большом, шумном, прокуренном зале, видели, как она любила Кима.
2
Николь вернулась во Францию, обдумывая предложение Кима открыть свое дело в Нью-Йорке. В Париже обстановка становилась тревожной. Нью-Йорк, казалось ей, открывал новые возможности. Она размышляла, сумеет ли в Нью-Йорке найти таких же высококлассных швей, как в Париже, и решила, что есть смысл попытаться разрешить эту проблему. Идея заразила ее. К тому же если она переберется в Нью-Йорк, то окажется рядом с Кимом. Она обсуждала все «за» и «против» с Лалой, с Лео, с Ройсом Берримэном, которые в прошлом помогали ей преодолеть сложности. Весть о том, что Николь Редон всерьез думает переводить свой дом моделей в Нью-Йорк, широко распространилась. Уже через десять дней после возвращения из Америки Ролан Ксавье, ставший председателем Профсоюзной палаты, и министр экономики правительства Франции нанесли ей личный визит.
– «Дом Редон» является представителем крупного бизнеса, – сказал министр, лысый, но очень красивый мужчина. Николь кивнула в знак признательности. Под крышей дома работают пять ателье. Два занимаются пошивом вечерних туалетов и платьев, а три ателье – шьют пальто и очень популярные костюмы. Каждым ателье руководит патрон, отвечавший лично за то, чтобы изделие соответствовало эскизам, выкройкам, и он же проверяет тщательность отделки. У каждого патрона по два помощника, в каждом ателье трудится от десяти до пятнадцати человек. – «Дом Редон», – продолжил министр, при этом его дымчатые глаза оставались совершенно серьезными, – дает работу почти шестистам служащим, включая продавщиц, закройщиков, секретарей, упаковщиков, посыльных, администраторов, ассистентов, учеников и горничных. Косвенно еще около нескольких тысяч человек обязаны своим существованием «Дому Редон». Эти люди работают на фабриках, выпускающих ткани для «Дома», в маленьких ателье, изготавливающих пуговицы, тесьму, ленты, отделку. Масса людей косвенно и прямо заняты в производстве и торговле, так или иначе связанных с парфюмерией «Дома Редон», в настоящее время одной из самых популярных в мире – начиная от сельскохозяйственных рабочих в полях Грасса, выращивающих цветы для эссенций, химиков, производителей флаконов и упаковки, печатников, печатающих ярлыки, водителей грузовиков, доставляющих товар к месту назначения, продавщиц маленьких магазинчиков и огромных магазинов, умоляющих покупателей понюхать хотя бы капельку духов «Николь».
Волны от Краха на Уолл-стрите разошлись по всему миру, – подошел министр к концу своей речи. – Безработица в нашей небольшой стране угрожающе растет. Если вы уедете, тысячи людей останутся без куска хлеба.
– Я понимаю, – ответила Николь, – но есть… другие соображения.
– Николь, министр просит вас еще раз подумать перед тем, как принять окончательное решение, – грубо прервал ее Ролан Ксавье. Она изумленно взглянула на него.
– У меня иные соображения, – начала Николь вновь.
– Николь, все, о чем просит вас министр, – это как следует обдумать свое решение, – резко сказал Ксавье. Он повернулся к министру.
– Да. мадемуазель Редон, месье Ксавье совершенно прав, – подтвердил министр, чья сила воли была очевидна, хотя манеры его оставались мягкими. – В это тяжелое время правительство Франции обращается к вам с просьбой.
– Я понимаю, – начала Николь, – но…
– Мадемуазель Редон еще раз обдумает свое решение, – вновь вмешался Ксавье. – Она как следует обдумает свое решение. – Он повернулся к Николь – в его глазах Николь прочитала предостережение.
