Наталия Костина - Слишком личное
Катя увидела, что ее собеседница успокоилась, поэтому решила задать следующий вопрос:
– Людмила Федоровна, вы знали, что лежит в сейфе?
– Конечно.
Она сказала это просто и с таким достоинством, что Катя мгновенно прониклась уважением к этой величественно сидящей в кресле старухе. «Да, – подумала она, – Светлана Петровна была права: от подруги у Ариадны Казимировны секретов не было. Она доверяла своей единственной и верной Люсеньке гораздо больше, чем дочерям, а тем более внуку».
– И ключи все время находились у вас?
– Да, разумеется. Все время были здесь, в этой комнате.
– А Ариадна Казимировна не боялась ограбления? – поинтересовалась Катя.
– О сейфе никто не знал, только я и она. – Старуха пожала плечами. – Ну а ключи лежали у меня… на всякий случай. Вдруг все-таки…
– Вдруг все-таки ее придут грабить? – жестко спросила Катя. – А искать ключи у вас никому и в голову не придет? Конечно, кто же доверяет ключи от нескольких миллионов постороннему человеку – так? А она не подумала, ваша драгоценная подруга, что это – огромная ответственность? И огромный риск? Почему она не отправила все это в банк? В надежное место? Разве она не могла знать, что если бандиты явятся за ключами, то могут даже пытать? И не посмотрят ни на слабое сердце, ни на почтенные седины?
Наверное, в запале она наговорила лишнего, потому что старуха испуганно вскинула на нее глаза.
– Бог с вами, Катя, – пролепетала она. – Что же вы меня так пугаете! Ключи были у меня, потому что Арина не доверяла… Лере… которая все время спрашивала у нее… про деньги… ей все время не хватало. Ариша ей давала… иногда. Но немного. Лера быстро… все спускала… Такой характер, – извинительно добавила Людмила Федоровна. – Или Ваньке могло в голову прийти… Знаете, по молодости все делают глупости, – тихо сказала она. – Мы с ней иногда это обсуждали. Ваня – хороший мальчик, но молодой. Слишком молодой, чтобы распоряжаться большими деньгами. А у меня никто не стал бы… искать эти ключи… Даже Лера у меня ни разу ничего не спросила. Они думали, что я ничего не знаю. Но я бы молчала! Я бы и под пытками молчала! – пылко воскликнула старуха.
– Слава богу, что до этого не дошло, – серьезно произнесла Катя и погладила старую женщину по руке. – Но, голубушка, Людмила Федоровна, если никто ничего не знал и никто не проговорился, откуда все-таки просочилась информация о сейфе? Может быть, кто-то из вас просто случайно обмолвился? И если это не Ариадна Казимировна, то…
– Что вы! – Людмила Федоровна затрясла щеками. – Что вы! Я… никогда! Ни слова! Никому! И никто чужой не мог узнать… я уверена. И Арина… никогда никому ничего не говорила. Только нотариусу… может быть? Когда оформляла… это дикое завещание. Не знаю. Но я…
– Вы вчера вечером ничего не слышали? – Катя поспешила сменить тему, видя, что старая дама не на шутку разволновалась. Ну, может быть, ей и полезно немного встряхнуться, не зацикливаться на переживаниях, связанных со смертью подруги и ее дочери, но доводить Людмилу Федоровну до обморока Катя не собиралась.
– Нет… ничего. Точно ничего. Конечно, у меня не такой хороший слух, как раньше… и собачек моих здесь не было. Обычно они реагируют куда быстрее меня. У них просто отличный слух. А я ничего не слышала… к сожалению.
– Во сколько вы легли спать?
– Не помню.
– А Валерия Аристарховна когда заходила?
– Наверное, часов в шесть. Или в семь? Да… в семь.
– А после ее прихода много времени прошло? Ну, хотя бы примерно.
– Я точно не помню. Часа два, может быть, три. Я выпила снотворное, потому что все равно бы не уснула.
Черт, откуда в этом доме столько снотворного, что все его пьют горстями?!
– А какое у вас снотворное, Людмила Федоровна?
– Хорошее… Сонован. Его Арина сразу много брала – мы с ней иногда… страдали бессонницей. Но старались часто не употреблять… чтобы не привыкать. Но все равно пили иногда. Арина плохо спала, когда начинались зимние штормы. А когда она не спала, я это каким-то образом чувствовала. И тоже не спала. Мы были очень привязаны друг к другу…
– Простите, это снотворное… оно у вас хранится?
– Нет, у меня в комнате обычно только пара таблеток, на всякий случай. Мне много и не нужно, пью по четвертинке – и сразу засыпаю. А все остальное – в кухне, в ящике стола. Там стоит большая аптечка для всех: и бинты, и пластырь, и от расстройства желудка… Знаете, для приезжих может все понадобиться.
– А Елена и Валерия Аристарховна знали о снотворном?
– Леночка точно знала, она иногда страдала бессонницей. Особенно сразу после приезда. Наверное, акклиматизация сказывалась. А Лера всегда хорошо спала… никогда не просила.
– А Ваня?
– Зачем ему снотворное? Он же молодой. Он и так прекрасно спит.
– Он у вас никогда его не спрашивал? Может, для друзей?
– Нет, никогда, – категорически ответила старуха.
«Значит, Иван, скорее всего, не знал о существовании снотворного в общей аптечке, – подумала Катя. – А ведь снотворным куда проще отравить человека, чем инсулином. Во всяком случае, намного безопаснее. Добавить его в чашку с чаем, и не нужно делать инъекцию. А если даже снотворное и нашли бы в организме Ариадны Казимировны, то доказать, кто ей его дал, вряд ли представилось бы возможным. Скорее передозировку списали бы на старческую забывчивость. Впрочем, следов инсулина и вовсе не нашли».
– А инсулин в общей аптечке есть? – поинтересовалась Катя невинно.
– Нет… но он нам и не нужен. Только Ване. А Ваня всегда привозил с собой…
И снова Кате показалось, что старуха тяжело дышит. Может быть, она думает, что Катя подозревает ее в пропаже инсулина? Чтобы сменить волнующую тему, она быстро окинула комнату взглядом, придумывая, чем бы отвлечь собеседницу, и взяла в руки старую фотографию, лежащую на столике. Улыбающиеся лица, нарядные платья, смешные прически с кудряшками. Сплошную выставку креп-жоржета и шифона разбавляли лишь несколько мужских костюмов, да еще люди в белых халатах, должно быть врачи.
– А где здесь вы, Людмила Федоровна?
– Меня… меня здесь нет. Арина… – Старуха слабо ткнула подагрическим пальцем куда-то в середину фото. – Арина… здесь и…
Она неловко завалилась на бок и закатила глаза. Катя в ужасе вскочила, схватила Людмилу Федоровну за холодные руки, пытаясь нащупать пульс, – ей показалось, что это был не просто обморок, а…
Да, это был не обморок. Людмила Федоровна внезапно открыла глаза и шепотом попросила:
