Шарон Сэйл - Ставка на любовь
— Давайте выйдем на улицу, пока не пропало хорошее настроение, — повторила свое предложение Куини.
Бесшумно выскользнув за дверь, сестры оказались посреди холодного спокойствия зимней ночи. В безоблачном небе сияла луна, мерцали серебряные звезды. Где-то слева негромко заржала лошадь, ей ответила другая. Залаяла собака, издали донесся знакомый звук поезда, с трудом взбиравшегося с тяжелым грузом по крутому подъему.
Тесно прижавшись друг к другу, словно котята, сестры молча наслаждались спокойствием ночи и окружавшего их пейзажа. Машинист подъехал к переезду и дал пронзительный гудок. Сестры вздрогнули и еще крепче прижались друг к другу. Гудок был длинным и скорбным, слишком живо напоминавшим их горькое детство и юность.
В далеком теперь уже детстве они держались вместе не только из-за любви, но и по необходимости. Им приходилось заботиться друг о друге, потому что некому было заботиться о них троих. Когда они превратились во взрослых женщин, родственные связи между ними ослабли ровно настолько, чтобы позволить каждой из них выбрать свою дорогу в жизни.
— Вы счастливы? — спросила старшая.
— Да! — хором ответили Даймонд и Лаки. Куини довольно рассмеялась. Ее низкий грудной смех был услышан в доме, и мужчины, игравшие в карты, словно по команде замерли.
— Это моя, — улыбнулся Коуди. — Интересно, что она нашла там смешного?
Взглянув на свои карты, он поморщился с огорчением. С такими картами нельзя было выиграть.
Джесси приподнял одну бровь, рассматривая свой карты, и сказал:
— Хорошо зная свою жену, я не стану интересоваться причиной их смеха.
Ник молча сидел в кресле, забыв про свои карты.
— Я пас, — наконец сказал он, бросая карты на стол и направляясь к двери.
— Черт возьми, — пробормотал Коуди, заглядывая в его набор. — Какой же он игрок? Только что отказался играть, имея абсолютно выигрышные карты.
— Похоже, он и есть самый настоящий игрок, — улыбнулся Джесси. — Таких людей, как он, которые знают, когда встать из-за стола, единицы на миллион.
— Ник! — радостно воскликнула Лаки, бросаясь в объятия мужа. — Дорогой! Иди к нам, послушай эту божественную тишину!
Вздохнув, он зарылся лицом в ее густые пушистые волосы, уложенные тугим узлом на затылке, и обеими руками обнял ее плечи.
— Я люблю тебя, детка, но ты тут совсем замерзнешь, — пробормотал он.
— Уже не замерзну, — улыбнулась она, крепче прижимаясь к мужу всем телом. — Пока ты со мной, я не замерзну…
Вырвавшийся у Ника вздох облегчения показался ей лучшей музыкой на свете.
Дочери Джонни Хьюстона, всеми презираемого когда-то картежника, уже не были одинокими. Вокруг, как и говорила Лаки, было действительно очень тихо и спокойно. Мир и покой царили и в сердцах собравшихся вместе людей.
