Карина Тихонова - Блюз бродячих собак
— Не знаю.
Она оторвала подбородок от колен и уставилась в какую-то точку на стене.
— Уеду, наверное…
— Куда?
— Понятия не имею.
— А квартира?
— Продам…
— Каким образом? Тебе же нельзя там появляться?!
Лара приложила руку ко лбу:
— Слушай, у меня мысли путаются. Нужно где-то отсидеться, все спокойно обдумать.
Мне стало страшно. Она собирается отсидеться у меня?! Нет, места мне не жалко, но ко мне в любой момент может заявиться Никифоров-сын…
— Уеду в деревню, — сказала Лара, словно прочитав мои мысли.
— Далеко от города?
— Далеко, — ответила она спокойно. — Там он меня не найдет. Да и не деревня это вовсе… Три дома обитаемых, остальные заколоченные.
— Господи, какой ужас!
— Ничего ужасного, — нетерпеливо ответила Лара. — Я там домик знаю пустой… Место для дачи присматривала, хотела купить. Оформить не успела, но это и к лучшему. Нигде в документах мое имя светиться не будет. Поеду туда.
— А домик хороший? — спросила я.
— Под снос…
— И как же?..
— Как-нибудь, — ответила гостья нетерпеливо. — Жизнь дороже. Там все спокойно обдумаю и пойму, как мне дальше действовать.
— Сколько километров от Москвы? — спросила я.
— Триста, — ответила Лара равнодушно.
Я присвистнула.
— Так это же почти Смоленск!
— Неважно.
Лара выбралась из-под пледа, встала с дивана и пошла в коридор.
Я шла за ней, переставляя ноги, как автомат.
У самых дверей Лара остановилась и обернулась ко мне:
— Спасибо тебе.
Я ощутила себя последней дрянью.
— Не за что.
— Можно, я тебе позвоню?
— Конечно!
Я немного подумала и спросила:
— Деньги у тебя есть?
Не дожидаясь ответа, вывалила содержимое своей сумочки на телефонный столик и пересчитала банкноты.
— У меня, правда, немного, но на первое время хватит. Тем более в деревне. Там все дешевле, чем здесь… А я у соседки займу…
Лара слушала мою сбивчивую речь и почему-то все больше мрачнела.
— Не нужно, — отказалась она почти грубо. — Деньги есть.
— Я от души!
— Не нужно!
Я пожала плечами и отложила банкноты в сторону. Ее внезапная враждебность казалась мне необъяснимой.
Лара смягчилась и тронула меня за рукав:
— Не обижайся. Просто у меня принцип: не брать в долг.
— Понятно.
— Проводишь меня до остановки?
Я молча влезла в босоножки. Немудрено, что она боится, только вот защитница из меня никудышная. И полузащитница тоже.
Тем не менее, я не стала озвучивать эту мысль вслух и вышла на лестницу. Заперла дверь и побежала вслед за гостьей вниз по ступенькам.
— Я на маршрутке доеду, — сказала мне Лара. — Они чаще ходят.
— Хорошо, — покладисто согласилась я.
Меня душила бешеная ненависть к себе. Почему, ну почему я не могу набраться храбрости и рассказать этой девочке, младше себя на десять лет, все напрямик?! Почему я не могу ей рассказать, что ее ублюдочный муж шантажом вынуждает меня работать на свои грязные интересы? Почему я не могу рассказать ей о том, как противна мне сложившаяся ситуация? Почему я не могу спросить у нее, что мне делать? Ведь девочка Лара, как говорила моя интуиция, была в десять раз умнее меня во всем, что касалось житейских проблем!
Подошла маршрутка, Лара легко дотронулась до моей руки:
— Спасибо…
— На здоровье, — ответила я. Злоба жалила меня, как скорпион.
— Я позвоню.
— Звони.
Лара влезла в «Рафик», дверь тяжело захлопнулась, и машина отъехала от остановки. Я проводила ее взглядом и пошла назад.
Мне ужасно хотелось с кем-нибудь подраться.
И судьба предоставила мне такой шанс.
Когда я подошла к своему дому, то увидела лысого подростка лет тринадцати-четырнадцати. Худой мальчишка, одетый в черную майку, на которой был изображен череп со скрещенными костями, деятельно разукрашивал стены моего дома.
«Бей чирножепых!» — старательно выводил он на торце здания, и его прыщавая физиономия просто перекосилась от умственного напряжения.
Минуту я постояла молча, разглядывая этого убогого борца за идею. Словно почувствовав мой взгляд, подросток оглянулся. Его лопоухие уши затрепетали на ветру, как флюгер.
— Чего надо?
— Написал? — осведомилась я, стараясь говорить спокойно. — А теперь сотри!
— Пошла на…, черножопая, — высокомерно ответил подросток, отряхивая руки.
И внутри у меня лопнула какая-то натянутая струна.
Я размахнулась сумочкой и заехала этому лысому недоноску прямо поперек лопаток. Тот заверещал и попытался ударить меня ногой.
Я бросила сумочку на землю, нагнулась и подхватила огромный ком земли с клумбы.
— Мразь плюгавая!
И я размазала влажную землю прямо по его прыщавой морде.
— Ублюдок!
Второй ком попал ему в ухо.
— Тварь убогая!
Он побежал прочь, громко вопя. Немногочисленные вечерние прохожие провожали его сочувственными взглядами и косились на меня неодобрительно. Но вслух сделать замечание побоялись. Уж больно агрессивные флюиды источала я этим августовским вечером.
Я проводила взглядом убежавшего славянофила, подняла сумку и достала из нее носовой платок. Намочила в луже маленький кусочек ткани и принялась тщательно вытирать мерзкую надпись.
Нечего пачкать наш дом. Нам и собственной грязи хватает.
Вытерла, огляделась вокруг, отряхнула руки и пошла домой.
Господи, до чего же я ненавижу этот мир!
Почему, ну почему людей нужно держать под автоматным прицелом, чтобы они вели себя прилично?!
Почему коммунисты смогли решить национальный вопрос этим простым способом, а нашим псевдодемократам насрать на то, что происходит в стране?!
Нет, если ты такой противник терроризма (а именно под этим лозунгом выступают все эти ублюдочные бритоголовые группировки), то рецепт простой: езжай в Чечню и борись с террором до тех пор, пока руки не отвалятся! Думаете, поедут?
Как бы не так!
Эти скоты будут вовсю косить от армии, напирая на дегенеративную голову, потому что больше напирать не на что.
В вуз они, конечно, не поступят, потому что дебильных туда не принимают. И до скончания жизни будут колесить по ночному городу, выискивая одинокого негра, кавказца или азиата, чтобы всем скопом, как шакалы, наброситься на него. Ведь при дневном свете и в одиночку они самые обычные трусы и ублюдки.
В конце концов, возможно, правы были коммунисты, поставившие электорат перед выбором: мир и дружба народов либо пожизненное заключение.
Помните ту потрясающую девушку, которая подорвалась на взрывчатке, убирая с дороги антисемитский лозунг?
