Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1

Кроме медицины, он в последнее время ведет активную общественную деятельность и временами его мало изменившееся с возрастом лицо с молодыми, колючими глазами месяцами не сходит с экранов телевизоров.

Конечно, у него больше, чем у кого-либо, было бы оснований быть автором этого загадочного письма, так как именно он мог бы бросить к моим ногам и дома, и машины, и яхты, и деньги, потому что все это у него есть, но давно брошено к ногам известного вам галчонка, который не давал ему спокойно пройти мимо, учась еще на первом курсе.

Эта женщина (кстати, зовут ее вовсе не Галина, как это могло бы показаться), до сих пор похожая на остроносого галчонка и острая на язычок, моя большая подруга. И с ней мы видимся чаще, чем с ним. Она до сих пор шьет у меня свои шикарные туалеты.

Но иначе, как ежиком, я Славку никогда не звала и, уж конечно, называла и «Сладким ежиком». И неоднократно. Поэтому, соблюдая принцип «вспомнить всех», я не могла не вспомнить его. А вспомнив, решила написать о нем. Тем более что эта глава говорит больше о женской природе и судьбе вообще, чем о моей судьбе в частности.[1]

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ДЕСЯТЫЙ (1956 г.)

Если бы в Москве был женский монастырь, то я, несомненно, постриглась бы в монахини. Я даже узнавала, где они находятся. Самый большой из действующих монастырей оказался в Западной Украине. Туда я, конечно, не доехала.

Но образ жизни я стала вести практически монашеский. Если не считать редких исключений, таких, например, как дружба со Славкой и с его компанией. Однако наши с ним отношения в скором времени стали такими целомудренными, что я в расчет их не принимаю.

Кроме Славки, из всей его компании никто ко мне не приставал. Очевидно, ребята ценили возможность завалиться ко мне в любое время, попить пивка или вина, поесть жареной картошки, поржать над своими бесконечными медицинскими историями гораздо выше возможности оказаться в моей постели.

К тому же они пришли ко мне со Славкой, справедливо полагая, что я его девушка, и поэтому никому из них и в голову не пришло влюбиться в меня.

За Татьяной же они, напротив, ухаживали все до одного. Это был ее звездный час. Она флиртовала и кокетничала со всеми, не отдавая никому явного предпочтения. Наверное, рассчитывала, что этот невероятный успех будет вечным. Но вслед за Славкиным галчонком в компанию постепенно начали просачиваться и другие девушки, пополняя список моих заказчиц. В отличие от голоштанных, чаще всего иногородних ребят, девчонки, как на подбор, были из приличных семей и шили у меня далеко не бесплатно.

Работать с ними было весело. Они приходили обычно вместе со своими парнями и развлекали меня разговорами во время работы. Но картошку чистить ни одна из них толком не умела. Картошку, когда я была занята шитьем, чистили ребята. Делали они это солдатским способом — «кубиками», то есть обрубали картофелину с шести сторон. В дело шел маленький кубик, остающийся в центре. Но так как картошку тоже приносили они и сами же выносили невероятное количество очисток на помойку, то никаких нареканий с моей стороны за свою расточительную технологию не получали.

Я еще не то была готова от них терпеть, лишь бы они приходили ко мне, звенели бесконечными пивными бутылками, занимали у меня червонцы или четвертные (речь идет о старых деньгах, до реформы 1961 года), колготились на кухне и сотрясали весь дом безудержным молодых хохотом.

Без них мне было бы очень плохо! Без них я, наверное, сошла бы с ума… И было от чего. Я вдруг начала в невероятном темпе полнеть. За месяц после выхода из больницы я прибавила шесть килограммов.

Первой на это обратила внимание Татьяна. Однажды после веселой пирушки со студентами-медиками, когда мы, оставшись одни, мыли на кухне посуду, она сказала:

— Ты, Маня, наверное, серьезно оголодала на больничных харчах…

— Да я больничного почти и не ела Ты же сама мне туда таскала целыми авоськами… А почему ты об этом заговорила?

— Ты в последнее время лопаешь, как не в себя…

— Да брось ты, — отмахнулась я. — Ем как обычно.

— А ты давно что-нибудь, кроме этого безразмерного халата, на себя надевала? — прищурилась Татьяна.

Я бросила недомытую тарелку в раковину, прошла в спальню, достала из шкафа свою самую тесную, облегающую юбку и попыталась ее надеть. Она не смыкалась в поясе сантиметра на три. Я втянула в себя живот и, приложив усилие, застегнула крючок, но, когда я распустила живот, с громким хлопком крючок отлетел.

Я померила другую юбку, которая была мне даже несколько великовата. Результат оказался тот же самый. Крючок, правда, не отлетел, но дышать в этой юбке было практически невозможно.

Вот тут-то у меня и началась истерика, которая не прекращалась несколько месяцев.

Я уже говорила, что по женской линии в нашей семье все полные. Это меня должно было бы подготовить к жизни, но я почему-то вбила себе в голову, что на мне эта эстафета прерывается. Да, я была крупной, даже очень, но толстой меня назвать никто бы не решился. Все во мне было соразмерно и гармонично, только женские достоинства были, словно специально, слегка преувеличены. Я имею в виду грудь, бедра, ягодицы… Но это не выглядело чрезмерно и карикатурно. Теперь же все это начало стремительно покрываться жиром. Это была катастрофа.

Сделав с помощью лучшей подруги это печальное открытие, я села на строжайшую диету. Но так как всех современных очковых, творожных, кефирных, яблочных, рисовых и прочих диет мы тогда еще не знали, то я, попросту говоря, почти перестала жрать. Каких мне это стоило мук, я вам передать не могу.

Как только я решила бороться с весом, есть мне захотелось до головокружения. Голодные кошмары начали мучить меня по ночам. Мне приснилось, что я ворую в Филипповской булочной теплые калачи и тут же с жадностью пожираю. Меня ловят и бьют почему-то бухгалтерскими деревянными счетами. Жутко стыдно и больно. Я проснулась в холодном поту.

От пива, вина и жареной картошки пришлось отказаться наотрез. Мы с Татьяной начали по четвергам ходить в Сандуновские бани. Каждую неделю я, тщательно отрегулировав медицинские весы, взвешивалась и с ужасом убеждалась, что, несмотря на все мои героические усилия, вес увеличивается на полкилограмма в неделю.

Мне позвонила Ольга Николаевна справиться о моем самочувствии, и я, ревя белугой, рассказала ей о своей беде.

Она, не перебивая, выслушала меня, потом категорично сказала:

— Приезжай. Прямо сейчас. В больницу.

Когда я вошла в ее кабинет, там сидела еще одна пожилая тетка в белом халате. Ее звали Клара Абрамовна. Это имя я запомнила на всю жизнь, потому что именно она и объявила мне приговор.