Сесилия Ахерн - Сто имен
— Значит, про игрушечного пони — это была не совсем правда, — мягко упрекнула девушку Китти.
Эва засмеялась и покачала головой.
— Извини. Но ведь мы обе это понимали. — Она шмыгнула носом и умоляюще поглядела на Китти. — Обо всем этом писать нельзя, потому что тут замешаны и другие люди.
— Обещаю, — кивнула Китти.
— Ты как-то так напиши, чтобы смысл в этой истории был, но без подробностей.
Китти вполне поняла ее.
— Это случилось на Рождество. Мы ждали отца. Еда уже стояла на столе. Я помню, как вкусно она пахла. Мама готовила традиционные рождественские блюда. По своим традициям. А отец родом из Шанхая. Он держит в Голуэе китайский ресторанчик, еда на вынос. Он опаздывал уже на два часа, мы проголодались, и я помню, как мама поглядывала на меня, она не спрашивала вслух, но взглядом словно советовалась, как нам поступить. С мамой нужно соблюдать осторожность — по крайней мере тогда мне приходилось действовать осторожно, нельзя было откровенно сказать, что я думаю и чего хочу, потому что она бы поступила наоборот. Реверсивная психология. Нужно было говорить и вести себя так, чтобы ей казалось, будто она сама приняла решение, всем назло. И вот она начала резать индейку, от индейки шел божественный аромат, хотя мама передержала ее на огне и потом слишком долго не вынимала. Я положила себе на тарелку овощей, и я больше не могла ждать, ни минуточки не могла ждать, мне уже так хотелось есть. Я набила себе рот, и тут в двери послышался скрежет ключа, и я чуть не умерла. Я не могла проглотить то, что было у меня во рту, не могла и выплюнуть. Мама продолжала резать индейку. Отец вошел — я почувствовала его запах еще прежде, чем увидела его, — увидел, что мы начали рождественский ужин без него, и рассердился. «Наконец-то!» — вызывающе сказала мать. Слишком дерзко. Он убедился, что мы посмели сесть за стол без него. И он вышел из столовой. В гостиную. Там он растоптал все подарки, разбил мою фарфоровую куклу, опрокинул елку, сорвал гирлянды лампочек с потолка и обрушил их на стол, исцарапав красивую деревянную столешницу. Он бил все подряд, выбросил из буфета фарфоровый сервиз и разбил его вдребезги. — Эва с трудом перевела дух. — Потом он набросился на маму. Не в первый раз. Нож, которым она резала индейку, все еще оставался у нее в руке. И он воткнул нож ей в руку.
— Эва! — тихо вскрикнула Китти. — Господи, мне так жаль.
— Я не затем рассказываю, чтобы ты меня пожалела. — Эва в упор глянула на Китти. — Ты хотела понять, и я рассказываю, чтобы помочь тебе понять.
Китти кивнула.
— Я убежала через дорогу к старухе соседке. Мы с ней сидели и смотрели телевизор четыре часа подряд, а потом пришла тетя и отвела меня домой. Телевизор у соседки был черно-белый, и я запомнила, что мы смотрели «Я люблю Люси», снова и снова. По сей день я не могу смотреть этот сериал, полное идиотство, эта женщина все время спотыкается, падает, делает какие-то глупости, и все смеются, а у меня в голове начинает прокручиваться тот вечер. Старуха соседка — я даже не знала ее имени — за весь вечер не произнесла ни слова. Она налила мне молока, поставила передо мной тарелку печенья, села в кресло, и мы молча смотрели телевизор. Она даже не смеялась, отчего этот фильм казался еще более глупым. Но перед уходом я получила от нее подарок, китайскую лакированную шкатулку, маленькую, с замком и ключиком. Она сказала, сюда я буду складывать все свои тайны, мол, каждой девочке полагается иметь такую шкатулку для тайн. Это был самый прекрасный подарок в моей жизни — не знаю почему, но он был идеален. И так точно выбран: о том, что случилось в тот вечер, соседка не сказала ни слова, но все выразила этим подарком.
— И с этого подарка началась твоя мечта помогать людям, подбирая для каждого идеальный подарок?
— Да. — Эва водила пальцами по шкатулке, подаренной Джорджем.
— Ты все это рассказала Джорджу?
— Нет, ему я рассказала только о шкатулке. Обо всем остальном я никогда никому не рассказывала. А шкатулку я потеряла много лет назад, когда мы переезжали.
— Джордж понял, как это для тебя важно.
— Да, — удивленно откликнулась Эва.
— Эва, если можно, скажи мне, сколько лет тебе было, когда ты… когда тебе подарили ту первую шкатулку?
— Пять лет, — прошептала она и снова заплакала.
Китти мысленно подбирала заголовок:
Номер третий: Эва Ву.
Заголовок: Ящик Пандоры.
— И кстати, — сказала Эва, мгновенно возвращая своему голосу прежнюю тональность и вновь натягивая свою прекрасную маску. — У меня есть для тебя подарок.
— Для меня? Эва, не может быть! Кто-то из старичков, кто был на свадьбе? — пошутила Китти, озираясь по сторонам.
Эва рассмеялась.
— Маленький подарок. Я не искала ничего особенного, случайно наткнулась на него, вспомнила про черную полосу в твоей жизни. В общем, при виде этой вещицы подумала о тебе. — Она сунула руку в сумку и вытащила цветочный горшочек.
Смысл этого подарка Китти поняла, прочитав этикетку:
Вырасти свое счастье.
Горшок был наполнен землей, и к нему прилагался пакетик с семенами трилистника.
— Надеюсь, поможет, — улыбнулась Эва.
— Я тоже надеюсь, — ответила Китти, не без страха думая о том, что ей предстоит. — Спасибо, Эва.
— И я знаю, кто поможет тебе ухаживать за трилистником, — добавила Эва, шутливо пошевелив бровями, и девушки засмеялись вместе.
Тут их внимание привлекли крики в другом конце автобуса. Молли снова сцепилась с Эдуардом — опять она, по мнению молодого человека, не туда свернула.
— О черт! — выругалась Молли, глянув в зеркальце дальнего вида.
И у нее были на то причины: все оглянулись, посмотрели в заднее окошко и увидели, что за ними гонится полицейский автомобиль.
— Хоть бы не за мной! — пробормотала Молли.
— За тобой! — фыркнул Эдуард. — Ты что сейчас вытворяла?
— Заткнись! — шипела она.
— Притормози! — советовал он. — Они же сигналят тебе, чтобы ты остановилась.
— Черт-черт-черт-черт, — заладила Молли, тормозя и съезжая на обочину.
Страж порядка подошел к автобусу со стороны водителя.
— Пытались кого-то убить? — поинтересовался он.
— Нет, конечно же нет, — заворковала Молли. — Я просто не сразу сообразила, в какую сторону сворачивать.
— Водительское удостоверение, будьте добры! — потребовал полисмен, и Молли полезла в сумочку.
Только бы удостоверение было в сумочке, только бы оно было там, твердила про себя Китти, поглядывая на часы.
Нужно успеть в Дублин на редколлегию. Сколько она уже откладывала, но в понедельник статья уходит в печать, то есть написать ее надо за выходные, а если ее сегодня не примут на редколлегии, то и писать будет нечего. Пит убьет ее, если она к шести не явится. Может, он и чувствовал себя немного перед ней виноватым, но это чувство уже повыветрилось, не сработает.
