Яна Чернова - Люди в масках
Я была сражена. Вместо ожидаемой истеричной блондинки, на меня смотрела изящная сероглазая брюнетка, самодовольный вид которой сулил опасность. Таню, похоже, забавляло мое безвыходное положение.
— А что это за кольцо на твоем пальце, милочка? — спросила собеседница, криво улыбаясь. — Замуж собралась? Или, может, уже вышла? Учти, в нашей стране двоемужество запрещено законом, а Лариса Ивановна Сергеева, как мне известно, совсем недавно стала Лариной.
— Ты совершенно права, — сквозь зубы ответила я, усаживаясь поудобней возле ненавистной батареи. — Я действительно собираюсь стать женой любимого человека. Вот только, как ты верно заметила, супруга твоего брата давно отправилась на тот свет, и я к ней не имею никакого отношения.
— Ты не перестаешь меня удивлять, Элис. Откуда в "синем чулке", какой тебя расписывал мне Слава, столько авантюризма? Или это тебя господин Северин так круто обработал?
— Господин Северин сумел мне подарить жизнь со всеми ее прелестями, а твой дражайший родственничек, если, конечно, он таковым является, вместо свадебного презента преподнес мне смерть. Так что сама решай, обработал он меня, или просто спас.
— Гениально! Прекрасная речь, — ехидно смеясь, воскликнула Таня. — Занавес! Аплодисменты! Только ты забыла, красотка, что последнее слово, как, впрочем, и первое, останется за мной. Славочка всего лишь пешка в моей игре, он исполнитель, я — заказчик.
Мне стало не по себе. Глаза брюнетки торжественно сверкали, на ее белоснежной коже играли загадочные тени, руки женщины надменно покоились на высокой, обтянутой чёрной тканью груди. Она была красива и… ужасна. От ее великолепной царственной осанки за километр веяло смертью. Я почувствовала, как по моей спине мелкой дрожью ползет противный липкий страх. Руки мои затряслись, а лицо побледнело, но я, собрав остатки мужества, спросила как можно спокойней:
— Зачем тебе понадобилась я?
— Элементарно, Ларочка! — она подарила мне многозначительный взгляд. — Слава в тюрьме. Его имущество арестовано, сделка, в которую он влез — миф, а у меня осталась лишь эта развалюха, перешедшая по наследству от идиота мужа, с которым мы распрощались еще шестнадцать лет назад, — женщина брезгливо посмотрела вокруг. — Тогда я думала, что от этой квартиры будет толк, но она так и не принесла нам дохода, осталась висеть на мне, как лишний груз. Мы даже продать ее не смогли. Будто заколдованный круг какой-то. Хотя сейчас Панфиловская халупа, кажется, пришлась кстати.
Я с замиранием сердца слушала ее речь. Значит, мой любимый ошибся, решив, что перед ним не настоящая Татьяна. Это была она… его жена, которую он считал погибшей. Как могло придти Алексу в голову, что за покушением на его жизнь стояла восемнадцатилетняя девчонка с парализованными ногами. Правда, от паралича, как я погляжу, теперь не осталось и следа, и от полноты тоже. Вероятно, хорошие врачи и косметологические кабинеты сделали свое дело, изменив за эти годы Танечку до неузнаваемости.
— Ты что, убила собственного мужа?! — прикинувшись дурочкой, воскликнула я, вытаращив на собеседницу глаза.
— Стоп! Стоп! Стоп! — она сдержанно улыбнулась, но во взгляде ее появилось недовольство. — Это недоказуемое обвинение, дорогая. И вообще, ты разве не хочешь добраться до своего "богатенького Буратино" живой? Если не перестанешь задавать подобные вопросы, я перешлю тебя Алексу по частям, когда получу от него деньги.
— Какие деньги?
— Обычные. Выкуп за его обожаемую подружку, то бишь, за тебя! — похитительница гордо вскинула голову, тряхнув своими иссиня-черными, короткими кудрями, которые были взбиты в пышную прическу. Она сидела, закинув ногу на ногу. Вся поза женщины, от высокого поднятого подбородка до узких носков коричневых кожаных туфлей на тонкой шпильке говорила о ее уверенности в создавшейся ситуации. Таня чувствовала себя королевой положения, в то время как я находилась в роли подопытного кролика.
— И сколько же я стою, по твоим меркам?
— Два миллиона долларов, — спокойно отозвалась Танечка. — Как раз та самая сумма, которую вложил Славик в совместное с Алексом предприятие.
— Ты собираешься спасти брата? — неуверенно пробормотали мои пересохшие от напряжения губы.
Собеседница так резко расхохоталась, что мне стало по настоящему жутко.
— Этого идиота? Спасать? — сквозь смех говорила она, глядя на меня, как на полную дуру. — Если бы он меня слушал, то не загремел бы в тюрьму. Ну а теперь пусть сам выпутывается, мне надо и о себе немного подумать.
— Выходит, ты его бросишь? — я была изумлена.
— Конечно, он мне давно уже надоел. Получу деньги и свалю из этой чертовой страны подальше, — мечтательно произнесла женщина.
— А если платить за меня не станут? — настороженно осведомилась я, вжимаясь спиной в холодную стенку возле окна.
— Тогда, во-первых, ты узнаешь о том, что твой принц не так уж и хорош, а, во-вторых, мне придется тебя убить, если никто не соизволит выкупить тебя в ближайшие пару дней.
— Я что, товар на аукционе? — хмуро процедила я.
— Что-то вроде этого, милочка! — саркастически заметила она, поднимаясь с дивана. — Пойду, принесу тебе немного молока, а то загнешься еще с голоду раньше срока.
Когда Таня вернулась, в руке у нее, помимо стакана с белой жидкостью, оказался серый блестящий пистолет неизвестной мне марки. Я, вообще, не очень-то разбираюсь в оружии, особенно, если его дуло направлено прямо мне в лоб. Она отстегнула наручники, потом снова пристегнула меня к трубе, но на сей раз одной рукой. Во вторую, свободную, мне был торжественно вставлен стакан. От случившихся за последние часы событий есть совершенно не хотелось. Однако я все-таки отпила молоко, исподлобья изучая свою мучительницу. Красивая, яркая и… такая холодная. Танечка напоминала айсберг, которому оказалось по силам потопить Титаник. Скольких же людей уничтожила на своем пути эта миловидная женщина, скольким сломала жизнь? Забрав у меня опустошенный стакан, Татьяна вышла из комнаты и больше не возвращалась до самого утра. Ей, вероятно, надоело со мной болтать, а, может, просто решила отдохнуть перед предстоящими переговорами с Алексом. Я отчаянно пыталась расстегнуть наручники, но ничего не выходило. Не помогла даже шпилька, которую я осторожно вытащила из прически. Я с досадой проклинала зарубежные фильмы, где герои с такой легкостью избавляются от своих оков. На самом же деле сделать это было весьма и весьма сложно.
Наконец, Таня вернулась. На улице уже светало, часы показывали семь. Она принесла с собой магнитофон, демонстративно вставила кассету, и, подойдя ко мне, строго сказала:
