Шерли Грау - Стерегущие дом
Наконец мистер Дилетт завершил дело. Он набил портфель бумагами и отправился к Джону. Еще несколько дней, и суд вынес постановление о разводе. С этим было покончено.
Я ждала, я не забывала. У меня созрел план, всплыл сам собой из сумбура цифр, который я силилась осмыслить весь этот месяц. Теперь я знала, что делать, но медлила, хотя можно было начать. Я хотела, чтобы все точно знали, что происходит и по чьей инициативе. Я ждала, оттягивая время.
Мистер Дилетт продолжал работать с тем же упорством и терпением. Сухонький, тихий, как бурый опавший листок. Быть может, в Мэдисон-Сити с ним держались грубо или отчужденно или бросали косые взгляды — он не подавал вида, что замечает.
— Документы в полном порядке, — сказал он мне.
— Я знаю. Джон очень аккуратен.
— Миссис Толливер, — в его темных внимательных глазах мелькнула неуверенность, — если вы позволите мне на минуту стать откровенным… уверяю вас, это пройдет. Пройдет без следа. Все забудется.
Я подняла на него глаза.
— Вы даже не представляете себе, как вы ошибаетесь.
— Простите, я допустил нескромность…
— Я не забуду.
— Так, — сказал он. — Ну что же…
— Я дождусь своего часа, — сказала я. — Вы еще увидите.
Первое время, когда я приезжала в город с Эдвардом Дилеттом, люди отворачивались. Через месяц они уже не отворачивались, а лишь опускали глаза. Еще немного, и мне уже смотрели в лицо. «Здравствуйте», — спокойно говорила я. Они не отвечали. А потом стали отвечать. Ими владело любопытство. Жгучее любопытство. Их неодолимо притягивало то самое, что оттолкнуло их от меня. Они ходили вокруг да около, топорщились, как петухи перед дракой. И я знала, что рано или поздно они, как петухи, не устоят. Ринутся очертя голову.
Так и случилось. Город крепился месяца три. А после миссис Холлоуэй пригласила меня на чашку чая по случаю приезда внучки из университета на весенние каникулы.
Сколько я себя помню, Холлоуэи занимали большой серый дом в викторианском стиле за углом, у городской площади. (Холлоуэй был единственный врач в городе с тех самых пор, как ушел на покой Гарри Армстронг.) В ту субботу я приехала в город рано утром вместе с Эдвардом Дилеттом. Мы поставили машину за конторой — бывшей конторой Джона, теперь — моей. Странно, я все время забывала, что теперь контора принадлежит только мне. Я была свободна, но не ощущала этого…
Утро было свежее и ясное. Мы вошли через заднюю дверь — так всегда делал Джон — и сели в его кабинете, обсуждая какие-то обычные дела, какие-то мелкие детали. Подходящее утро для работы, для дел, которые делаешь, раз надо…
— Мистер Дилетт, — сказала я вдруг. — Я хочу закрыть гостиницу «Вашингтон».
— Сколько мне известно, она приносит изрядный доход.
Я помолчала, слушая, как в приемной бойко стучит на машинке моя новая секретарша.
— Денег у меня достаточно. Я хочу закрыть гостиницу.
— Вам решать, конечно.
— Закрыть немедленно. Сейчас.
Он пришел в ужас, но ничего не сказал. Как всегда.
— Жильцы пускай остаются сколько им нужно, чтобы закончить дела в городе.
Он уже справился с изумлением, теперь лицо его было бесстрастно.
— Заняться этим сразу же?
— Да, пожалуйста. И пусть забьют досками парадную дверь. Большими досками. Прямо поперек входа.
Я стояла у окна, глядя вслед мистеру Дилетту, пока он шел к гостинице. Долго стояла у окна и ждала, а потом увидела, как швейцар подтащил к дверям огромную доску. Ему было слишком тяжело нести одному, и мистер Дилетт помог поднять ее и придерживал, пока швейцар заколачивал гвозди. Тогда я села и слушала, как стучит молоток, пока стук не прекратился.
Было еще рано идти к Холлоуэям, поэтому я взяла последний «Ридерс дайджест» и прочла от корки до корки. Потом надела пальто и медленно пошла к их дому.
Гостей съехалось много. Машины выстроились по обе стороны улицы. Что ж, прекрасно. Чем больше, тем лучше. Я ступала твердо: правой, левой, напрячь мышцы, снова расслабить; я шагала к цели.
Какая меня ждет картина, я знала наперед. Молоденькая женщина с цветком на груди — единственное новое лицо, все остальные — старые знакомые. Запах яблочного пирога в доме, запах розовых гладиолусов; на подносах — сандвичи, пирожное под сахарной глазурью. Истовые баптисты чинно прихлебывают чай; не столь набожные, прыская, откровенничают за рюмочкой дамского винца: херес, а может быть, горячий пунш по случаю морозного дня.
Сколько их было в моей жизни, таких «чашек чая», думала я, поднимаясь по ступенькам к парадной двери. Джон всегда считал нужным, чтобы я ходила в гости, а я всегда делала то, что он считал нужным…
— Абигейл, душенька, — весело пропела с порога миссис Холлоуэй.
Рядом, лениво сбрасывая с плеч богато отделанное мехом пальто, стояла Джин, жена моего родственника Реджи Бэннистера. Я улыбнулась им обеим.
— Какая вы умница, что пришли, — сказала миссис Холлоуэй.
— Я ни за что бы не согласилась пропустить такое событие. — Я вошла, закрыла за собой дверь. — Как поживаешь, Джин?
— Но, Абигейл, милая, вы так похудели, — сказала миссис Холлоуэй.
— Что вы? Я, честно говоря, уже несколько месяцев не взвешивалась. У Джона, правда, были весы, но что-то не знаю, где они. Может быть, он забрал их с собой.
— Ах, Джон, ну да…
— Ну да, Джон, мой бывший муж. — Эти слова грубо ворвались в мелодичный хор голосов и серебристого смеха.
— Я непременно должна вас познакомить с внучкой, — сказала миссис Холлоуэй. — Вот досада, куда это она там забилась в дальний угол…
— Не беда, — сказала я. — Как-нибудь проберусь, только дух переведу.
— Сколько народу, негде повернуться, верно? — сказала миссис Холлоуэй. — Нет, право же, мне следовало обставить все это поскромнее.
— Да, но у вас так много друзей… — Мы одновременно повернулись и окинули взглядом комнату. Действительно, не протолкнешься: в двух смежных гостиных, в столовой и даже на залитой солнцем веранде — сплошь шелковые разноцветные платья. — Интересно, многие здесь со мной в родстве?
Мисс Холлоуэй рассмеялась.
— Вероятно, большинство.
— А ну-ка посмотрим — так, потехи ради. Вы — нет, конечно, вы ведь, как я понимаю, приехали сюда после того, как ваш муж кончил медицинский факультет.
— Да, дружок, а вас тогда и в помине не было.
— Теперь ты, Джин. Сама ты из Монтгомери, зато с твоим мужем мы родственники. Если степень родства не брать в расчет — постойте, сколько же у меня здесь наберется родичей?.. Эмили Фрейзер — раз, потом Луиза Аллен и Кларисса Хардинг, Флора Крич…