Анджела Дрейк - Любовница
– Боже мой!
Тэра стиснула пальцы, вспомнив свое детское одиночество после смерти Фредди. А ведь у нее были любящие родители.
– Ты был так одинок, Сол. Наверное, поэтому ты рано женился?
– Джорджиана была идеальной женой для мужчины, которому нужна была красивая спутница жизни. Спутница, которая не пыталась бы проникнуть в душу, прикоснуться к ее хрупким тайникам…
Тэра кивнула, понимая. По крайней мере, частично.
Глаза Сола сверкнули.
– Ты была опасной, Тэра. Ты пронзила оболочку, за которой скрывалась моя душа. Ты лишила меня неуязвимости.
– И поэтому ты иногда так сердился на меня! – воскликнула Тэра.
– Да. Потому что я так безумно люблю тебя. Так безнадежно.
Она прижала его голову к груди, начала баюкать, как ребенка.
– А когда ты услышал, что Бруно предположил, что Алессандра – его дочь? Что тогда?
– Боже мой!
– Ты не поверил?
– Конечно, нет. Я знаю, что Алессандра моя. Но видеть тебя с этим симпатичным, открытым молодым мужчиной, думать о том, что когда-то было между вами. Отвратительная ревность. И думать о том, как легко и приятно могло бы быть тебе с ним…
Тэра оборвала его. Резко, решительно.
– Я не стремилась к тому, чтобы мне было легко и приятно. Я хотела быть поглощенной и околдованной. Быть с тобой на стремнинах, плыть через пороги в утлой лодке, преодолевать скалистые отмели, не зная, какая глубина будет под килем в каждую следующую минуту – бездонная пучина или несколько опасных дюймов. Боже! Я любила тебя. Я сейчас люблю тебя. – У нее вырвался глубокий вздох. – Сол, это правильно, что ты вернулся. Хотя бы потому, что Алессандра – твоя собственная плоть и кровь. Никто не отнимет этого у тебя, что бы ни случилось.
Он поднял голову. Его лицо было суровым.
– У Алессандры должна быть своя жизнь. Она не принадлежит мне. Никому из нас. Ты – моя плоть и кровь, Тэра. Ты и я. Муж и жена. Одна плоть.
– А-а, – простонала она, когда он стиснул стальными пальцами ее руки выше локтя и прижался губами к ее губам. – Я не жена тебе, Сол, – пробормотала она.
– Жена. По духу ты моя жена. И скоро станешь ей в действительности. Если Джорджиана не захочет дать развод, я просто убью ее.
Насмешливая улыбка появилась на лице Тэры. Сол с негодованием посмотрел; на нее.
Она сообщила ему новость. Что Джорджиана обручена. С доктором или кем-то вроде этого. Что она щеголяет очень красивым рубиновым кольцом.
Сол никак не отреагировал. Тэра не давила на него. Она понимала, что существует часть его души, которая всегда будет закрытой и неприкосновенной. Но того, что он мог предложить ей взамен, было более чем достаточно.
Они вышли в сад, направляясь к конюшне, которую Сол выстроил для Тоски год назад.
Скоро все закрутится, завертится – приедет Роланд Грант, пресса. Начнется восстановление уже признанной головокружительной карьеры и построение зарождающейся. Но сейчас Тэра хотела, чтобы Сол принадлежал только ей.
Она положила его руку себе на плечо и крепко прижалась к нему.
Алессандра была приглашена в гости к подруге. Сол сказал, что отвезет ее на "ягуаре" Тэры.
Тэра вышла с ними на аллею и предостерегающе погрозила Солу пальцем.
– Никаких ралли в моей машине! – предупредила она, подчеркнуто глядя на Алессандру. Затем, многозначительно окинув взглядом фигуру самого Сола, произнесла одними губами: – Драгоценный груз.
Когда он вернулся домой, Тэра услышала, что он спускается в подвал. Она последовала за ним, неуверенная, полная тревожных предчувствий. Она знала, что рядом с Солом она всегда будет испытывать беспокойство. Но именно поэтому ее всегда будет непреодолимо тянуть к нему.
Он включил оборудование. Три разных образа засветились на экранах.
– Ты сделала все это, – сказал он, показывая на коробку, заполненную отредактированными фильмами.
– Я сделала это, потому что думала, что тебя уже нет в живых, – ответила она, чувствуя новый приступ гнева.
– Ты делала все это ради меня. Даже понимая, что это болезненный труд человека, готового уничтожить все, что он любил. Тебя, Алессандру. Мое искусство. Тэра, твоя щедрость вызывает у меня смирение.
Он повернулся на вращающемся табурете. Они посмотрели друг на друга. Тэра на мгновенце закрыла глаза. Сила его эмоций захлестнула ее.
– Ты помнишь, как на похоронах твоего отца ты сказала, что тебе хочется выть и рыдать? – спросил он ее.
– Ты еще ответил мне тогда, что нужно выплакаться. Иначе боль растянется на долгие годы. Я всегда помнила это.
– Я услышал это от одного известного психиатра, с которым встретился во время гастролей по Европе много лет назад. Это засело в моем сознании. – Он опустил взгляд, безвольно свесив вниз длинные руки.
– Сол! – негромко окликнула его Тэра.
– Когда после аварии я день за днем шел через поля, я делал именно это. Рыдал, выл, плакал. Это происходило само собой. Я заставлял себя остановиться. А затем все начиналось снова.
Она взяла его за руки.
– О чем ты плакал? О своем детстве? Об одиноком маленьком мальчике, играющем на фортепьяно в огромном доме?
– Мой дядя не был рад моему присутствию там. Меня терпели из милости.
– Что ты хочешь сказать?
Он хрипловато усмехнулся.
– Мои аристократические родители с их многонациональной родословной были не совсем тем, чем казались. Моя мать на самом деле была гречанкой и красавицей, мой отец был умен и имел большие связи. Мать была горничной в доме, и случилось так, что мой отец, будучи совсем молодым, сделал ее беременной. Она умерла от кровотечения через несколько часов после того, как произвела меня на свет. Отец уехал, поступил служить в авиацию и был сбит. Мой гораздо более старый и мудрый дядя остался, как говорится, с ребенком на руках. Вряд ли он смог бы полюбить меня. Но он старался.
Тэра обняла его. Она давно пришла к выводу, что каждый человек – продукт своего прошлого.
– Поэтому Сол Ксавьер решил, что он может жить в своем собственном мире, – сказала она. – Что ему никто не нужен, только музыка.
– Да. И некоторое время у него это неплохо получалось. Пока он не встретил женщину, которую безнадежно полюбил и продолжает любить по сей день.
Сол снова повернулся к своим застывшим на трех экранах образам. У него вырвалось восклицание отвращения.
– У меня появилась ненависть к себе, – сказал он. – Мне казалось, что все, что я делаю, ведет к катастрофе. Я катился под гору, разрушая все, что имел.
Он поднял с пола свернувшуюся спиралью пленку и пропустил ее между пальцами. Выражение его лица было свирепым.