Анджела Дрейк - Любовница
У Тары от предчувствия шевельнулись волосы на голове.
Она сидела неподвижно как камень.
Тень сдвинулась. Он вошел в дверь. Он был бледнее и тоньше, его кожа была светлой, почти прозрачной.
Тэра поднесла руку к глазам, закрываясь от наваждения.
Он не издал ни звука. Не пошевелился. Он смотрел на нее. Просто смотрел.
Тэра встала. Невозможное произошло.
Она подошла к нему. Протянула руку и коснулась его груди. Он был настоящий. Из плоти и крови.
У нее перехватило дыхание. Кровь прилила к голове. Горячие волны стучали в висках. Радость, ярость, гнев.
– Скотина, – прошептала она.
Она ударила его по лицу тыльной стороной ладони. Замахнулась другой рукой.
Он стоял совершенно неподвижно, а она выплескивала на него свою ярость, злость и обиду.
Она была миниатюрной, но сильной женщиной. Эмоции подхлестывали ее. Он не выдержал, кинулся к столу, сел, опустил голову и накрыл ее руками, защищаясь от ударов.
Тэра наклонилась над ним и прижалась губами к его шее, к его волосам. С внезапностью питона она стиснула его в последнем всплеске ярости.
– Боже, я готова убить тебя.
– Я надеялся, что ты сможешь простить, – сказал он.
Она прижалась к нему. Вжалась в него. Сол. Ее Сол. Нашедшийся. Вернувшийся. О, радость!
Он выпрямился. Она посмотрела на него, смочила полотенце в холодной воде и приложила к свежим следам насилия на его лице. Их глаза не отрывались друг от друга. Его – гранитно-серые, ее – зеленые.
Он позволил ей обтереть его щеки, откинуть волосы со лба в поисках повреждений.
Он начал говорить. Начал объяснять.
Тэра остановила его.
– Нет. Не надо. Просто БУДЬ.
Она отжала полотенце и повесила его сушиться над краном, как всегда делала Рейчел. Ее ноги были ватными и непослушными. Она села рядом с ним. Взяла его за руку. Глубоко вздохнула.
Они сидели, не замечая времени. Молча.
Африканские барабаны безжалостно продолжали грохотать. Глаза Сола вспыхнули, его взгляд обратился к Тэре, Они оба заговорщически улыбнулись, интуитивно проникая в мысли друг друга.
В холле открылась и закрылась дверь, музыка на мгновение стала громче. Разгоряченная Алессандра ворвалась в кухню.
– Я хотела сказать миссис Локтон, что она сделала чудо…
Ее жестикулирующие руки упали вниз. Она застыла на месте. Глаза вспыхнули светом. На ее лице отразилось сначала недоверие, а потом напряженное внимание, когда истина начала проникать в ее сознание.
Сол медленно встал.
– Папа, – сказала Алессандра. – Мой папа. – Ее голос задрожал. – Мой папа!
Тэра смотрела, как они бросились друг к другу. Ее взгляд затуманился, изображение расплылось перед глазами. Она услышала голос Сола:
– С днем рождения!
Музыка усилилась, совершенно оглушая, когда группки молодых людей начали просачиваться из гостиной в холл, вынюхивая пищу, как голодные собаки. Любопытные глаза заглядывали в кухню. Смущенно отворачивались.
Тэра улыбнулась и вышла в холл, закрыв за собой дверь на кухню. Она показала дорогу в столовую.
– Кормушка для телят вон там, – сказала она проголодавшимся гостям.
Его ненадолго оглушило. Инстинктивно он выбрался из машины на дорогу. "Порше" как танк, сказал он, получает вмятины, но не разваливается. Он переполз через две полосы шоссе к бордюру у обочины. Потрясающая везучесть. Как у кошки с десятью жизнями.
Он видел, как машина вспыхнула языками пламени, слышал треск и шипение смертельной агонии. Он продрался сквозь колючий кустарник у обочины шоссе и пошел через луг. Он заснул по дороге.
Когда сознание вернулось к нему, он обнаружил, что все вокруг слегка перекошено и искажено. Он с трудом размял окоченевшие руки и ноги. Снова двинулся в путь и через несколько часов добрался до пункта обслуживания на шоссе. Там он купил еду. Бритву. Свежую рубашку.
Тэра приложила ладонь к его губам.
– Не надо больше. Потом. Ты сейчас здесь, этого достаточно. Больше ничего не нужно.
Они были в постели. Они прокрались в спальню, держась за руки, на цыпочках поднимаясь по лестнице. Тайком сбежали от тинейджеров, которые деловито толкались у кормушки.
Им нужна была простая физическая близость.
Тэра лежала в его объятиях, расслабленная и удовлетворенная, не думая ни о чем, кроме его присутствия.
Причины, мотивы, объяснения. Они медленно просачивались. По каплям.
За завтраком на следующий день Алессандра смотрела на него, не отрываясь. Внимательно, радостно. Без страха.
Тэра села между ними.
– А где ты был, папа? – неожиданно спросила Алессандра.
Он перевел взгляд с жены на дочь.
– Я шел через поля день за днем. Спал у изгородей или в амбарах. Как бродяга.
– Ты, наверное, был контужен. Плохо соображал! – воскликнула Тэра.
– Вероятно. Но со мной было не все в порядке и до аварии, как вы обе понимаете. Наконец, я дошел до симпатичной безымянной гостиницы недалеко от Хенли. Деловые конференции, факс в каждой комнате. В динамиках – мелодия Синатры. Никто не узнал меня.
– У тебя что, был мешок на голове? – спросила Алессандра.
Он улыбнулся.
– Я умело прятался. Это место не всегда было гостиницей, – спокойно добавил он. – Когда-то это был частный дом. Дом моего дяди, где я провел детство.
Тэра дотронулась до его руки.
– О, Сол.
В его взгляде появилась жесткость.
– Не надо меня жалеть. Мне там было не так уж плохо.
Алессандра беспокойно заерзала на стуле.
Сол повернулся к ней с ироничной улыбкой.
– Если тебе скучно, так и скажи. Излияние человеческих слабостей – не самая интересная тема.
Алессандра пыталась было протестовать.
Он прервал ее.
– Послушай, достаточно того, что мы все до сих пор любим друг друга. Тебе ни к чему оставаться и слушать всю эту чепуху. Иди и покорми эту замечательную лошадь. Я приду туда через несколько минут.
Алессандра встала и поцеловала Сола в лоб. Посмотрела на желто-коричневый синяк у него на скуле.
Проходя мимо Тэры, она вполголоса проговорила:
– Нобелевская премия мира отозвана.
Тэра улыбнулась. Она внимательно смотрела на Сола.
– Есть вещи, о которых я хотел сказать только тебе, Тэра. Я отправился в это место, потому что мне надо было напомнить себе кое о чем. Именно там я научился полностью полагаться на себя, быть самодостаточным, абсолютно замкнутым в себе.
– Сколько лет тебе было, когда ты научился этому?
– Около шести. Я уже начал заниматься музыкой. Мой дядя не был любящим и нежным человеком, но он был отличным музыкантом. Он не дал мне тепла, но он дал мне дар музыки. Я ухватился за музыку как за эмоциональный спасательный трос.