Дженнифер Уайнер - Все девочки взрослеют
— Видишь? — ласково и торжествующе спросил дед. — Я всегда знал, что она станет писателем.
Я медленно переворачивала страницы. Мамины статьи закончились в 1999-м. Затем трехлетняя пауза. Только несколько заметок для «Мокси», в том числе «Любить толстушку». Первая заметка Брюса называлась так же. «Буду шептать дочери на ухо, когда она спит: „Наша жизнь… будет удивительной“», — прочла я. У меня сжалось горло и защипало глаза.
Я перевернула страницу. Маминых статей уже не было; начались статьи о ней.
«Писательнице из Филадельфии улыбнулась удача». «Королева толстушек: сдобная особа Кэндейс Шапиро сочиняет блистательные истории для таких же пышек». Копии списков бестселлеров со всей страны, вырезанные и аккуратно вклеенные в альбом. Фотография из «Пипл»: мы с мамой прыгаем на кровати и смеемся. Ноги в воздухе, волосы растрепаны, рты открыты. Сама статья была на следующей странице, но я вспомнила заголовок и произнесла его вслух:
— «Все хорошо, что хорошо кончается».
«Ах, мама», — подумала я.
— Я заказал копию снимка в журнале. — Дед вытащил из кармана сигареты и бросил на стол. — Заплатил, и дело с концом. Даже не поинтересовались, кто я.
Он положил перед собой ладони. На запястье у него были тяжелые золотые часы, на мизинце — широкое золотое кольцо.
— Она больше ничего не написала, — добавил дед. — Ни единой книги.
— Наверное, не хотела, — предположила я. — Не испытывала потребности.
— Наверное, — громко и зло подтвердил дед. — Академия Филадельфии — это частная школа?
Я кивнула.
— Неплохо, — отозвался он. — Хотя, по-моему, разницы никакой. Мне вполне хватило государственной. Как и всем моим детям.
Я кивнула.
— Заберу тебя на каникулы, — сообщил дед. — Отлично проведем время.
— Летом мы отдыхаем на море.
— Мы с детьми тоже ездили. Полагаю, твоя мать не говорила об этом.
Дед постучал пачкой по столу.
Я снова кивнула и украдкой глянула в окно. Слава богу, Кевин на месте.
— Шикарные каникулы, — продолжал он. — Шикарная школа. Шикарная жизнь. Надо же. А ведь она всегда была прижимистой с родными…
— Неправда. Она заботится обо мне.
Я сунула руки в карманы, подняла глаза и сказала деду то, чего никогда не скажу ей:
— Она хорошая мать.
— Странно. У нее был не лучший образец для подражания.
Я думала, дед имеет в виду себя, но оказывается — бабушку Энн.
— Зря я на ней женился, — сокрушался он. — Да только кто в шестьдесят восьмом слышал о лесбиянках? Я себя не виню.
Я с трудом сглотнула. Мои колени дергались вверх и вниз; туфли стучали по полу.
— Мне, пожалуй, пора.
— Я себя не виню, — повторил дед. — Я жертва. Первая жена — обманщица, вторая — прелюбодейка. Ты читала Шекспира?
И без слухового аппарата было ясно, что он повысил голос. На нас посматривали.
— Кое-что. Мы ставили «Ромео и Джульетту»…
— «Чтоб знала, что острей зубов змеиных неблагодарность детища!»[86] — процитировал дед. — Это о твоей матери. И об остальных. Неблагодарные!
— Неправда.
Во рту пересохло, точно опилок наелась.
В памяти всплыли фотографии, которые я разглядывала у бабушки Энн. Подростком мать всегда казалась испуганной. Я вспомнила, как мы купались в море. Мать стояла у берега, плескалась и брызгалась, а я держала ее за плечи. Она тащила меня по воде, и казалось, что я лечу. Вспомнила также, что на последней странице книги Элли обращается к Хоуп, своему нежеланному ребенку, со словами: «Я всегда буду любить и оберегать тебя».
— Кэндейс всем обязана мне. — Дед лукаво и самодовольно улыбнулся. — Я читал ей. Научил плавать. Обеспечил материал для книги, которая принесла состояние. Какой бы она стала без меня?
— Счастливой?
Я не сумела сдержаться. Лицо деда исказилось. Мгновение казалось, что он завопит или схватит чашку и выплеснет кофе на пол или мне в лицо.
Я встала.
— Мне пора.
— Зачем ты приехала? — холодно и насмешливо спросил дед. — Это она тебя прислала? Решила поглумиться? Пусть в следующий раз сама приезжает. Повидать старика. Пусть хорошенько на него посмотрит. Возможно, это сделает ее… счастливой.
— Я хотела с тобой познакомиться. Вот и все. — Я сделала паузу. — Приглашение ждет тебя в доме.
Стул упал на пол, я схватила сумочку и выскочила за дверь. Пробежав по парковке, я нырнула на заднее сиденье машины Кевина и обхватила голову руками. Меня трясло так сильно, что я с трудом набрала домашний номер.
Кевин вел себя как ни в чем не бывало.
— Обратно в гостиницу? — осведомился он.
Я кивнула. В зеркале заднего вида что-то мелькнуло, дверь кафе отворилась.
— Алло? — раздался голос матери. — Джой?
Машина плавно вырулила с парковки, но я успела заметить, как дед, моргая, вышел на улицу.
— Джой?! — крикнула мать мне в ухо. — Где ты?
— В Калифорнии, — ответила я. — Хочу домой.
33
Когда Джой исполнилось четыре, у нее начались головные боли. Она сидела на диване, обхватив голову руками, бледная и напряженная. Ничего не помогало — ни мокрые полотенца, ни таблетки, ни приглушенный свет, ни ромашковый чай.
— Мне больно, — плакала дочь, и слезы бежали по щекам. — Мне больно и всегда будет больно!
Мы ходили из кабинета в кабинет: педиатр, офтальмолог, отоларинголог. Инфекции ушей и носовых пазух и обыкновенные мигрени оказались ни при чем. Невролог предложил остаться на ночь в больнице и провести ряд тестов, в том числе магнитно-резонансную томографию мозга.
— По-вашему, у нее опухоль мозга? — небрежно поинтересовалась я.
Конечно, сейчас он начнет заверять, что ничего подобного, что проблем со здоровьем и без того вполне достаточно для нашей маленькой семьи и нашей маленькой девочки. Но врач полистал карточку Джой и сообщил, что вообще-то подозревает опухоль в носовой пазухе.
Я смотрела на него в ожидании заключительной фразы. Он промолчал. Через два дня мы положили дочь в больницу. Я сидела у палаты и наблюдала, как Джой облачают в халат, кладут лицом вниз и закатывают в машину. Мое сердце чуть не разорвалось при виде крошечных бледных ножек с облупленным красным лаком на ногтях. Но по команде лаборанта я заставила себя наклониться и спокойно и уверенно произнести в микрофон: «Не бойся, детка. Мама рядом». Через несколько часов ей поставили диагноз: стрессовые головные боли. Она перерастет их. Все будет хорошо.
— Не бойся, я уже еду, — сказала я в сотовый, вспоминая, как когда-то давно обещала Господу все на свете, включая годы своей жизни, лишь бы Джой оказалась здорова.
