Мой худший друг - Мария Николаевна Высоцкая
– Какие мы недотроги, – Токман смеется.
Поворачиваю голову к ребятам.
– Нервный такой, да? – Катя мне подмигивает и кладет голову Кайсарову на плечо.
Все о чем-то говорят, улыбаются. А я… я вроде и с ними сижу, а вроде и нет меня здесь.
Тим больше ни разу на меня не посмотрел. Снова не поздоровался, когда я пришла. Молча отвернулся. Проявил открытое пренебрежение. Над столом даже пауза повисла, недолгая.
Это как последняя печать. Теперь все окончательно поняли, что мы расстались. К счастью, никаких шуточек и подколов на эту тему не было. Ребята повели себя так, будто ничего не произошло. Подвисли немного вначале, но быстро адаптировались, за что им огромное спасибо.
Странных взглядов и слов я бы точно не вынесла.
– Ребята, всем привет!
Поднимаю голову и замираю. Янка.
Рядом с нашим столиком стоит Романова.
Катька сглатывает. Я замечаю, как вытягивается ее лицо, на нем отпечатывается ужас. Ее взгляд мечется между «гостьей» и братом.
– Тебя сюда не звали, – Тим подается чуть вперед, упираясь ладонью в стол.
– Ты – нет, – улыбается, – а Катюха – да.
Азарин бросает прищуренный взгляд на сестру.
– Я ее не звала. Тим, правда…
– Да ладно вам. Видели бы вы свои лица. Шутка. Мимо шла, заметила вас, решила поздороваться.
Яна неестественно смеется. Цепляет меня взглядом, и ее губы расплываются в кровожадной улыбке.
– А вы не вместе? – снова смотрит на Тима. – Не простила, что ли? – морщит нос. – Арин, ты извини, но он сам. Я не хотела ничего такого…
– Вон отсюда пошла, – снова Азарин, уже не скрывая агрессии.
– Фу, как грубо. Но ты же знаешь, грубость меня заводит.
Тим делает рывок и поднимается на ноги.
– Стоп! – Данис толкает Азарина обратно на диван. – Яна, иди отсюда, а?
Они продолжают словесную перебранку. Опускаю взгляд. Щеки пылают от подкатывающего стыда. Нужно было сидеть дома.
Поднимаюсь с дивана. Движения получаются резкими. Я задеваю рукой бокал и опрокидываю на себя остатки льда и мохито.
На платье красуется пятно. Подол прилипает к ногам, но вряд ли это сейчас важно.
Главное – уйти отсюда. Просто исчезнуть. К счастью, я здесь мало кого интересую.
Толкаю стеклянную дверь ладонями и жадно хватаю воздух. Меня немного потряхивает. Губы дрожат, и пальцы, кажется, тоже. Сердце снова пронзает острая игла боли. Прижимаю ладонь к груди, словно это поможет.
Сразу чувствую его присутствие. Хватает мгновения. Он вышел, и я его почувствовала.
В глазах слезы. Но сегодня мне плевать. Пусть видит меня жалкой, разбитой, слабой, заплаканной… Вот такой. Пусть видит, как мне больно.
Больно из-за его глупого, необдуманного поступка. Из-за этой дуры, которая возомнила, что имеет право говорить все то, что она там несла.
Всхлипываю и делаю шаг назад. Не хочу, чтобы он подходил, и одновременно желаю этого больше всего на свете. Мне нужно, чтобы он сказал, что все это неправда. Что все это затянувшаяся шутка. Сказал и обнял.
Тим приближается. Сокращает расстояние между нами. Смотрит сверху вниз.
– Ты рад? – смотрю на него затаив дыхание. – Мне больно… Ты всегда хотел сделать мне больно, – кусаю губы. – У тебя получилось.
Он молчит. Смотрит, играет желваками и молчит.
А мне, мне хочется кричать, впервые за все время, мне хочется орать, обвинять, драться… Не знаю. Я устала молчать. Устала держать все свои обиды в себе.
– Я звонила, я думала, ты разбился, а ты просто сбросил звонок. Просто проигнорировал. Обида, правда? В таких вещах нет места обиде! Когда дело касается жизни, плевать на обиды! – Со всей силы толкаю его в грудь. Он отшатывается на пару сантиметров.
Мы стоим посреди улицы. Я реву, Тим придерживает меня под локоть. Вокруг люди ходят, солнце печет. И платье у меня мокрое, а еще ноги подкашиваются, потому что я перенервничала.
– Я…
Он выдыхает, а потом ослабляет захват.
– Извини, – говорит совсем тихо. Отстраняется. Я не чувствую больше его пальцев. Не чувствую…
Всхлипываю, а он уходит. Просто идет к своей дурацкой машине. Тот самый монстр с тонированными стеклами, в котором все это началось.
Смотрю Тиму в спину не моргая. Слов нет. Ничего нет. Я никого вокруг себя не вижу и не слышу.
Чувствую, как по щекам катятся слезы. Ноги не держат. Каблуки зачем-то надела… Красивой хотела быть. Зря. Дура. Какая же я все-таки дура.
Медленно опускаюсь на пыльный асфальт прямо в белом платье. Все равно уже.
Ненавижу его. Я так сильно его ненавижу. Почему именно он? Мой кошмар детства наяву. Убил меня. Растоптал. Чертов бугимен!
Роняю лицо в ладони и снова захожусь плачем. Давлюсь собственными слезами.
– Встань, – его голос. Снова слишком близко.
Сначала голос. Потом руки. Он подтягивает меня наверх, отрывает от земли.
– Арина!
Поднимаюсь. Нехотя, безвольно. То, что до машины он тащит меня на руках, я, конечно, замечаю. Вцепляюсь в его плечи и дышу с ним одним воздухом, продолжая реветь.
Тим сам меня пристегивает и отодвигает сиденье чуть назад. Достает бутылку воды из подстаканника.
– Попей.
Забираю у него минералку. Сжимаю пластик дрожащими пальцами и снова всхлипываю. Делаю пару неряшливых глотков и начинаю икать.
– Я такси себе вызову.
– Сиди тут, – бросает раздраженно и заводит двигатель.
Снова икаю и задерживаю дыхание. Виски́ будто иголками пронзает, еще немного, и голова лопнет. Зажмуриваюсь. Потому что солнечный свет, попадающий даже через тонированное стекло, раздражает сетчатку.
Азарин выезжает за город. Домой меня, видимо, везет. Вот как я туда приду? В мокром платье и с зареванным лицом?
– Останови где-нибудь на въезде в поселок. Я пройдусь, – бормочу и смотрю на свои пальцы.
Тим кивает. Минут через десять и правда притормаживает через сотню метров от КПП.
Тянусь к ручке двери, но он оказывается проворней. Перехватывает мое запястье.
– Посиди десять минут.
