Гречишный мёд (СИ) - Гринвэлл Ольга

А может, не все ещё потеряно? Может, жизнь продолжается?

В дверь постучалась и вошла горничная, которая испытующе поглядела на хозяйку. Та, выдержав ее взгляд, мило улыбнулась.

— Мне ничего не надо. Распорядись приготовить на завтрак омлет с сыром и беконом.

Горничная вышла, а Марина прошла к шкафу и, распахнув дверцы, уставилась на висевшую в нем одежду. Все эти никчемные дорогие тряпки… Была бы ее воля — обменяла бы их на свободу. Свободу от Виктора, от его извращённой любви, от его денег. И затерялась бы где-нибудь далеко-далеко, став неприметной, как песчинка в пустыне.

Набросив на себя первое попавшееся платье, молодая женщина провела щёткой по волосам и пощипала себя за щеки, чтобы придать им более яркий цвет.

В доме было тихо, и лишь из кабинета Виктора доносились тихие голоса. У него посетители? Марина едва сдержалась, чтобы не подойти к двери и не прислонить к ней ухо. Но нет, не дай бог кто-то увидит.

Она неторопливо спустилась по лестнице в столовую. В кресле у окна сидела Ульяна. Как всегда с непроницаемым лицом. Непонятно, что эта девушка чувствует, да и чувствует ли что-либо. Стол уже был накрыт на одну персону.

— Доброе утро, Марина, — кивнула Ульяна и поднялась с кресла.

— Что-то случилось?

Та пожала плечами.

— Ничего особенного, — затем поглядела на часы. — Ваш багаж упакован и уже в машине.

Марине было все равно. Ей не хотелось никуда ехать. Знала, что там, в другой стране, она сгинет, пропадёт и, вполне возможно, никогда не увидит ни друзей, ни родных, ни свой город.

— Я могу чем-то помочь?

Она подняла голову. Ульяна внимательно всматривалась в ее лицо.

— Что... — выдохнула. В голове быстро замельтешили мысли.

— Я вижу, вы не желаете покидать страну. Вы чего-то боитесь?

Марина угрюмо хмыкнула и начала ковырять вилкой уже остывающий омлет. Обе молчали. Наконец, молодая женщина подняла на телохранителя глаза.

— У вас же есть пистолет. Пристрелите меня.

В пару секунд Ульяна пересекла комнату и, подойдя к Марине, склонилась над ее ухом.

— Ваш самолёт через три часа, и у вас ещё есть шанс опоздать на рейс, — прошептала Ульяна еле слышно. — Но должна предупредить, что это будет болезненно.

— Как?

Марина была согласна на что угодно.

— Переломать себе ноги, удариться головой...

Марина жалобно посмотрела на стоявшую перед ней девушку, нахмурила брови.

— Вы смеётесь.

Ульяна пожала плечами и отошла обратно к креслу. Марина ещё какое-то время доедала омлет, а затем резко отодвинула тарелку и встала из-за стола.

— Уже первый час, — пробормотала она и быстро направилась к дверям.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она торопливо поднялась к себе в комнату, достала несколько коробок с туфлями и, выбрав с самым высокими каблуками, втиснула в них ступни. С минуту раздумывала, затем вспомнила о высокой каменной лестнице, ведущей из оранжереи в сад. Надо спешить. Того гляди Виктор выйдет из кабинета и остановит ее.

Остановившись на самом верху, Марина со страхом поглядела вниз. Поблизости никого не было, только один из охранников бродил у ворот. Молодая женщина сглотнула образовавшийся в горле ком — ещё никогда в жизни не пробовала калечить саму себя. А вдруг у неё не получится или она убьётся насмерть? Хотя какая разница?

Нога, обутая в серые лакированные лабутены, неуверенно скользнула на ступеньку ниже, женщина зажмурила глаза, совершая глубокий вдох. «Господи, помоги!».

Она пронзительно закричала и, взмахнув руками, словно крыльями, бросилась вниз.

Когда я услышала женский крик, меня пробил пот, и я почувствовала, как жар заливает лицо. Увидела, как мои ребята бежали к оранжерее. Буквально через пару минут в наушнике послышался шум и голос Кирилла.

— Гречка, стой на месте.

— Что случилось?

Я уже знала, что произошло — Марина решилась, послушала моего совета.

— Марина упала с лестницы и, похоже, разбилась.

— Она жива?

— Да, но без сознания. Я вызвал вертолёт.

Я кивнула. До того как сообщу Круглову о происшествии, надо выяснить ситуацию.

— Какие у неё травмы?

— Открытый перелом голени, похоже, сотрясение мозга. О позвоночнике ничего не могу сказать. Гречка, она приходит в себя...

— Сделай тест на чувствительность. И держи ей голову, не отпускай. Я сообщу Виктору.

Быстро выйдя из столовой, я поднялась по лестнице и направилась к кабинету хозяина. На мой стук он недовольно бросил:

— Войдите. Что, Ульяна? Мы почти закончили.

— Ваша супруга, Виктор Игнатьевич...

Он бросил раздражённый взгляд на пожилого мужчину-юриста.

— Подписывай. Все готово, — потом снова повернулся ко мне. — Так что с ней?

— Марина упала с лестницы, у неё многочисленные травмы, — закончила я и увидела, как в его глазах сначала промелькнуло непонимание, потом ужас, а затем бездонно-чёрные зрачки Круглова засверкали лютой яростью.

Он сжал зубы, и из его горла вырвалось почти звериное рычание. Я отвела взгляд и тут же натолкнулась на, как показалось, заинтересованный взгляд его сына Максима.

— Да у меня самолёт через два с половиной часа! Надо залепить ее пластырями и забинтовать. Все готово к отъезду.

— Боюсь, ваша супруга не в состоянии сопровождать вас в этой поездке. С минуту на минуту прибудет медицинский вертолёт. У Марины слишком серьёзные травмы.

Круглов схватился за воротник рубашки, рванул, сдирая галстук.

— Твою мать! Чертова стерва! Я не могу оставаться здесь! Мне надо сегодня же улететь. Где она? Макс!

Он распахнул дверь и галопом сбежал вниз. Максим последовал за ним. Я осталась стоять, наблюдая, как юрист упаковывает в портфель документы. Мужчина улыбнулся мне на прощание и спешно вышел из кабинета.

Макс проводил взглядом поднявшийся вертолёт, пригладил взлохмаченные ветром волосы. Виктор ещё какое-то время стоял злой, сжимал и разжимал кулаки.

— День не задался, — пробормотал он.

Максим согласился с ним в душе. Да, все пошло наперекосяк для Виктора с самого утра, когда юрист отказался ставить печать на одном из документов. Макс был благодарен ему за это. Он не мог понять, почему человек Круглова вдруг заартачился — неужели так сильно испугался за свою шкуру? Вполне вероятно, присутствие наследника также повлияло на это решение. А под конец отчебучила Марина. Какого лешего этой кукле взбрело в голову иди в оранжерею прямо перед отъездом?

Макса передернуло при воспоминании о лежащей в неестественной позе девушке. Быстро распухавшая посиневшая нога, кость, почти прорезавшая кожу, кровь, сочившаяся из рваной раны на лбу. Никакие бинты и пластыри здесь не помогли бы. Грудь Марины часто вздымалась, изо рта со свистом вырывался воздух. Прибывшие медики подтвердили озвученные Ульяной травмы. По счастью позвоночник Марины не был поврежден.

Она приоткрыла глаза и, увидев склонившееся над ней лицо Макса, простонала. Он прислонил палец к губам. Молодая женщина узнала его, ее ресницы затрепетали.

— Тише, тебе нельзя говорить. Сейчас тебя отправят в больницу.

Увидел, как из-под закрытых век скатилась слеза.

Круглов все это время стоял в стороне, нервно теребил сбившийся набок галстук. Перед тем как уйти, приказал:

— Никакого телевидения. Не хочу ничего слышать в новостях.

Затем резко развернулся и направился к дому.

Пока Марину погружали на носилки и заносили в люк медицинского вертолета, Максим наблюдал за входом в дом. Видел, как Круглов выходил в сопровождении Ульяны, садился в машину. Похоже, ему было наплевать на самочувствие супруги — это была очередная помеха его планам и ничего более.

Это была она — его Ульяна. Макс был уверен в этом на двести процентов. Сейчас, когда на ее лице не было этих огромных зеркальных очков, он мог как следует рассмотреть девушку. Да, она, несомненно, изменилась, но эти ее глаза, изящные чёрные дуги бровей, слегка пухлые губы, теперь плотно сжатые в строгую полоску. Она носила теперь гладкую причёску, увенчанную объемным пучком.