Изабел Уолф - Вопрос любви
Том с сочувствием кивнул мне.
— Завтра наша десятая годовщина. — Я потянула кольцо банки с колой и открыла ее. — Ничего особенного не произойдет. — Было как-то странно даже упоминать об этом, я почувствовала легкую досаду, словно собиралась праздновать день рождения человека, который уже умер. Открывая пакет чипсов, я подумала, вспомнит ли об этой дате Ник, где бы он ни был. Таблоидные наемники уже свесили языки на плечо.
Мы с Томом продолжили сортировать и выбрасывать — уже было пять часов, — а затем стали снимать все с полок. Справочники мы убрали в ящики — толстые компендиумы, и «Оксфорд компэньон», и огромные кембриджские справочники. Я подняла с полки «Энциклопедию "Британника"» и вдруг обнаружила свой старый латинский словарь, а рядом с ним — своего Горация. Так вот где он был. Когда я вытащила книгу, она раскрылась на замусоленной странице.
Смотри: глубоким снегом засыпанный,Соракт белеет, и отягченныеЛеса с трудом стоят, а рекиСкованы прочно морозом лютым.
Чтоб нам не зябнуть, нового топливаВ очаг подбрось и полною чашеюЧерпни из амфоры сабинской,О Талиарх, нам вина постарше!
Богам оставь на волю все прочее:Лишь захотят — и ветер бушующийВ морях спадет, и не качнутсяНи кипарисы, ни старый ясень,
О том, что ждет нас, брось размышления,Прими как прибыль день, нам дарованныйСудьбой, и не чуждайся, друг мой,Ни хороводов, ни ласк любовных.
Пока далеко старость угрюмая,И ты цветешь. Пусть ныне влекут тебяИ состязанья, и в урочныйВечера час нежный лепет страсти[65]…
— Что это? — завороженно спросил Том. Я дала ему книгу. — Божественно, — сказал он. — И вот еще — на предыдущей странице: «…Оставь, знать не дано, рано ли, поздно ли смерть нам боги пошлют… — читал он, — и в вавилонские числа ты не вникай! Лучше терпеть, что бы там ни было: много ль Зевс положил зим нам прожить, или последнюю, — ту, что ныне дробят с помощью скал волны тирренские. Будь разумна: цеди влагу вина, светлой минутою нить надежд обрывай. Средь болтовни время ревнивое быстро мчится; лови день этот…»[66]. Лови день этот… — повторил он.
— А не вчерашний, — пробормотала я. Том вопросительно посмотрел на меня.
Неожиданно зазвонил мой мобильный. Я машинально открыла его, даже не взглянув на экран.
— Лора! — Это был Люк. — Мне очень нужно поговорить с тобой, Лора, объяснить все лично — ты понимаешь, я не лгал тебе, потому что я не сказал, что она собиралась ехать…
Я захлопнула телефон. Через мгновение он снова зазвонил, но я проигнорировала. Он затрезвонил в третий раз, и я сперва подумала, а потом набрала код блокировки номера.
— У тебя все в порядке? — спросил Том.
Я знала, что он с интересом смотрит на меня.
— Да, — тихо сказала я. — Все в порядке.
Мы оттащили ящики, потом Том стал откручивать ветхие полки и кидать их в контейнер, а после этого принялись снимать со стен фотографии и постеры. К тому времени как мы закончили, было уже восемь вечера. Спина болела, а колени вспотели.
— Ну… вроде все? — спросила я, оглядываясь вокруг. День почти угас.
— Да, только осталось еще кое-что, — ответил Том. — Но ты не обязана оставаться.
— Нет, я останусь — что там?
— Эрни сказал, что надо намочить стены, чтобы за ночь они просохли. Говорит, краска тогда будет смотреться лучше. Наверное, это займет около часа, но я сказал, ты не обязана оставаться — ты и так уже столько всего сделала, и я очень благодарен тебе за то, что ты пришла и помогла мне. Куда ты, Лора?
— Налить воды.
Мы взяли по большой губке — мне так понравилось погружать ее в теплую воду, а затем стирать пыль, энергично водя рукой, словно махая кому-то вдалеке. У меня разболелись плечи, но я не обращала внимания. Работа совершенно удовлетворяла и прекрасно отвлекала меня. А это как раз то, что мне было нужно.
— С вами «Радио-4». Пришло время для программы «Сарафанное радио» с Майклом Роузеном.
Том отыскал свой старый приемник, и мы за работой слушали дискуссию о том, что слово «актриса» живет и здравствует, а слова «авторесса» и «священнослужительница» уже давно отжили свое. Потом автор провел интересный обзор иностранных слов, осевших в английском языке — «zeitgeist», «fiasco», «karma», «bonsai».
— Самые лучшие — французские, — сказал Том. — Esprit de corps, crème de la crème, joie de vivre[67]. A это просто прелесть: embarrass de richesses[68]…
— Cause célébré, crime passionel…[69] — протянула я. — Только французы могут романтизировать убийство.
— Femme fatale[70], — сказал Том. — И конечно, coup de foudre…[71] — задумчиво произнес он.
— М… Coup de foudre — быть ослепленным любовью.
Стало темно, и к тому времени, когда мы добрались до верхнего этажа, уже была ночь, и пришлось работать при свете электрических ламп.
— Ну вот, почти все, — сказал Том, когда мы заканчивали работу в переговорной. Я чувствовала, как у меня по спине течет струйка пота. — Эй! — вдруг воскликнул он.
Мы погрузились во тьму.
Я услышала, как Том вздохнул, подошел к выключателю и стал дергать его вверх-вниз.
— Наверное, лампочка перегорела, — пробормотал он. — В кухне есть запасная. Сейчас принесу.
— Это не лампочка, — сказала я, выглянув в открытую дверь. — Внизу свет тоже не горит.
— Значит, предохранитель, — отозвался он. — Придется починить. Электрощит в приемной.
— Не оставляй меня одну, Том. — Я почувствовала приближение паники. — Я не люблю темноту.
— Тогда пойдем со мной. Только осторожно.
Когда мы робко ступили на лестничную площадку, шаря в темноте в поисках перил, то заметили, что свет не горит во всем здании.
Я выглянула в окно.
— Нигде вокруг не видно света.
Весь Мьюз был во мраке, а желтый свет уличных фонарей угас. Слышались звуки открывающихся дверей — люди выходили узнать, что случилось; некоторые просто распахивали окна. Вдали раздавались завывания полицейских сирен, гудели машины.
— Наверное, что-то произошло в районе, — предположила я.
— Нет, — сказал Том. — Прекратилась подача энергии. Не работают светофоры. — Я вспомнила, как не так давно электричество отключилось в студии.
Я вытянула руки вперед.
— Где ты? — проговорила я с бешено бьющимся сердцем. — Я тебя не вижу. Я вообще ничего не вижу. — Тут я заметила флуоресцирующие кнопки на часах Тома, которые направлялись ко мне, а затем почувствовала его левую руку на своем запястье. Послышался щелчок зажигалки, и комната заполнилась ореолом света. Теперь мы видели друг друга; огонек зажигалки искажал черты, а тени плясали на голых стенах.
