Арина Холина - Настольная книга сердцеедки
От радости у Авроры чуть не потемнело в глазах. Ее квартира! Большая, в шикарном месте, ЕЕ собственная!
Она плохо понимала, что говорит Боря, но он все-таки всучил ей документы о собственности и большой коричневый конверт. Аврора его вскрыла и обнаружила записку от Наты: «Это на твой бизнес и на жизнь. Пользуйся», и еще один небольшой конверт — с кредиткой и ПИН-кодом.
Первая мысль была: «Надо позвонить Даше — отметим!» И тут Авроре показалось, что вот она шла тихо-мирно по улице, и вдруг перед ней пузырь с водой — плюх! Дети пошутили. Она вспомнила — с Дашей они вроде как в ссоре. Это нечестно! Вчера она говорит о великой любви, сегодня меняет точку зрения и срывается на ней, на подруге! Что за дружба такая, если у Даши семь пятниц на неделе, и что, Аврора должна плясать под ее дудку? Чушь!
Лучше уж она позвонит Никите и пригласит его на новоселье. А потом устроит новоселье родственникам — они умрут от зависти, она получит наследство и переведет его в детские дома. Вот так!
Хотя сначала она, пожалуй, рассчиталась бы за квартиру. Ну, и сделала бы ремонт. И мебель бы купила. И еще картин всяких. И плед — мексиканский, яркий, мягкий… Уехав мыслями на международный шопинг Милан — Лондон — Нью-Йорк — Токио, Аврора поняла, что размечталась, грустно вздохнула — как жаль, что она не дочь арабского шейха, — и тут ей захотелось сделать кое-что. Она скинула дубленку, вышла на середину комнаты и легла на пол, широко раскинув руки и ноги. Ее дом. Ее чудесный, красивый, просторный дом.
К приезду Никиты Аврора уже сходила в магазин и разложила в кухне на полу кучу всего вкусного. Это было очень приятно — первый раз пойти за едой из новой квартиры, на новой местности. То есть формально, конечно, Цветной бульвар не так уж далеко от Чистых прудов, и местность-то она как раз знает отлично — каждый закоулок, но все-таки теперь она не гость, она здесь живет, и это все ее: бульвар, пруд, уютные дворы, темные подворотни, светлые подворотни со шлагбаумами и охранниками…
У Авроры засосало под ложечкой, когда она представила, как закрывает свою «Ауди ТТ», поправляет шубу из щипаной норки — непременно с капюшоном, здоровается с консьержкой, поднимается к себе на пятый этаж, открывает дорогую и красивую дверь, заходит в квартиру, где все, как она мечтала… А потом приезжает Никита и привозит кучу суши, они садятся перед телевизором, открывают бутылку сливового вина… Она — женщина, у которой есть все… карьера, любовь, квартира… Аврора и сама не заметила, как доела слабосоленую форель с половиной свежей булки — за такими аппетитными мыслями рыба незаметно кончилась.
Никита действительно привез сливовое вино, а суши купила Аврора. Они постелили одеяло, за которым Никита спустился в машину — такое смешное, зеленое с белым рисунком одеяло из колючей верблюжьей шерсти, — устроили самый замечательный пир, в котором Аврора когда-либо участвовала. А потом они танцевали под мобильный телефон, и он притянул ее к себе, и они непонятно как оказались в спальне, скинули с раскладушки матрас, разбросали одежду… и Аврора поняла, что ничего не знала о сексе.
Она была свободна.
Секс был только сексом, а не способом убежать от одиночества, не средством от страха, что ты всю жизнь проживешь одинокой и твое тело через неделю обнаружат представители МЧС, не отчаянным желанием доказать самой себе, что тебя кто-то хочет, что ты нужна. Ей нравился мужчина, она его хотела и не думала ни о каких каверзах — только о том, чего хочет ее тело, и как прекрасно его тело, и как здорово, что люди могут заниматься сексом, и что секс — это так приятно, и как хорошо, что все так устроено… что, когда руки мужчины лежат на груди у женщины, от их прикосновений кружится голова… а когда ты чувствуешь его слегка обветренные, но горячие губы, тебе хочется кусать их — от любви… и когда прижимаешься к его телу — это отдельное удовольствие…
Они разговаривали, сидя на узком матрасе, до рассвета и еще несколько раз занимались любовью, и Аврора думала, что в жизни важно не то, что происходит за сто тысяч километров — даже если это страшно и от этого зависят судьбы планеты, а то, что происходит с тобой здесь и сейчас. И если ты счастлива — весь мир у твоих ног.
В семь утра зазвонил домашний телефон. Если учесть, что Аврора и сама пока не знала свой номер, то звонить могла либо Ната, либо Даша, только они обе уж точно так рано не просыпаются…
— Да! — ответила Аврора.
— Это Аврора? — поинтересовались на другом конце. Голос был женский, хриплый и старый.
— С кем я говорю? — строго спросила Аврора.
— Если это не Аврора, то передайте ей, что звонила Римма Генриховна, — проскрипел голос. — Я вас жду через два часа.
— Простите, а вы в своем уме? — вежливо поинтересовалась Аврора.
Но собеседница уже повесила трубку.
Аврора пребывала в легком бешенстве. Телефон неизвестной Римме Генриховне могли дать только Ната с Дашей. Даше звонить рука не поднималась, поэтому Аврора набрала Нату, наорала на автоответчик, и только пристроилась у Никиты под мышкой, как телефон опять затрезвонил.
— Зачем было так орать? — лениво спросила Ната. — Я просто не успела подойти к телефону. — Она зевнула. — Римма Генриховна — твой репетитор. Она тебя научит основам и даст советы по специальности. Она жуткая стерва, и у нее совершенно бесчеловечные методы, но она лучшая. К ней запись на два года вперед. Мы тебя едва к ней впихнули. Так что ноги в руки — и вперед. Адрес пиши…
— Но я ночь не спала! — возмутилась Аврора. — Почему она раньше не позвонила?
— По ночам спать надо, — усмехнулась Ната. — Все, с добрым утром, — пожелала она и отключилась.
— Черт! — выругалась Аврора и пошла одеваться.
Жила Римма Генриховна в Переделкине. Аврора написала Никите записку, оделась и, пошатываясь от усталости, пошла на Цветной бульвар. С трудом завела машину, которая по сравнению с «Роллс-Ройсом» и всеми теми автомобилями, на которых Авроре довелось ездить в последнее время, казалась консервной банкой, и за два часа как раз доехала до репетиторши. Обитала та не в старом деревянном домишке, как представляла Аврора, а в большом современном особняке, который, если бы не скромный вкус хозяйки, можно было назвать шикарным. Сама же Римма оказалась тощей старухой с длинным носом, в длинном черном платье и с шалью — просто поэтесса Серебряного века. Даже седая челка и та напоминала Ахматову.
— Ты опоздала на три минуты, — не поздоровавшись, заявила хозяйка. — Ботинки не снимай, иди за мной.
Они поднялись на второй этаж, где была всего одна комната — библиотека.
— Телефон отключить. Никаких практических занятий, — сообщила Римма Генриховна, устраиваясь в кресле. — Я рассказываю, ты слушаешь. Если ты меня все-таки перебьешь, я тебя больше не приму. Я тебе звоню и назначаю встречу. Меня не волнует, что ты делаешь, где находишься, — у тебя есть время только на дорогу. Встреча может длиться три дня, может — пять минут. Ясно?
