Ребекка Донован - Что, если... (ЛП)

– Потому что ты начала новую жизнь, – делаю вывод я. – И я думаю, что это неплохо. Разве ты не стала счастливее в роли Найэль… в роли себя?

Найэль останавливается и поворачивается ко мне, ее глаза блестят. – Да, – выдыхает она. – Стала. Но что, если на самом деле это не я? Что если я так сильно хотела быть Найэль, что потеряла себя?

Я дотрагиваюсь до нее. Кажется, что между нами целая пропасть, и я больше не могу этого вынести. Она не сопротивляется, когда я обнимаю ее.

– Не думаю, что ты потерялась. Ты просто позволила себе быть той, кем всегда хотела быть. И это делает тебя счастливой, – говорю я, целуя ее в макушку. – И ты сделала меня счастливым рядом с собой. И поэтому я считаю, что ты это… ты. Та, кем ты должна быть.

Она пристально изучает меня с тенью улыбки на губах, слезы на ее лице смешались с дождем. – Я скучала по тебе.

– Я тоже скучал по тебе, – говорю я, целуя ее мягкие, влажные губы. – Почему я должен был потерять тебя на все эти годы?

Она отстраняется, вытирая слезы со щеки и покачивая головой. Она еще не готова к этому. Говорить о том, что причиняет боль.

Мы продолжаем идти. Я больше не хочу задавать ей никаких вопросов. Я не могу. Этот разговор забрал у меня все силы. В груди все сжимается от беспокойства. Удивительно, что я еще дышу.

– Я дала слово, - Шепот Найэль с трудом слышен сквозь дождь.

Она останавливается передо мной на опушке леса, откуда видна хижина, ее руки крепко сжаты.

– Ты по-прежнему должна держать слово? – спрашиваю я. Видно, как она сражается сама с собой, не зная, что ответить мне.

Найэль отрицательно качает головой. – Но я хранила его так долго, что не знаю, как теперь об этом сказать. - Всхлипывая от рыданий, она закрывает лицо руками.

Ее плечи трясутся с каждым мучительным вдохом, и это разрывает меня на части. Я не знаю, как с этим справиться. Как только я прикасаюсь к ее плечу, она наваливается на меня не в силах больше держаться.

– Все хорошо, – успокаиваю ее, прижимая к себе. – Ты не обязана мне рассказывать.

– Я расскажу, – бормочет она в мою промокшую рубашку. – Мне нужно рассказать. Просто… это тяжело. Мне все еще очень тяжело.

Хенли начинает лаять. Я смотрю поверх макушки Найэль, как в поле зрения появляется машина моей мамы. Найэль поворачивается в моих объятиях, но продолжает прижиматься ко мне. Мы не двигаемся и смотрим, как моя мама и Рей выходят из машины перед хижиной.

Я продолжаю обнимать Найэль за плечи и делаю шаг вперед. Но она не двигается.

– Кэл, мы пытались дозвониться до тебя, – говорит мама из-под зонтика. Увидев ее осунувшееся лицо, у меня внутри все сжимается. Она прищуривается, глядя на Найэль. Узнав ее, у нее расширяются глаза. – Николь?

– Что происходит? – спрашиваю я, не желая на самом деле знать, откуда у Рей появились красные круги под глазами. Я собираюсь с духом.

– Ты знаешь, – говорит Найэль, стоя рядом со мной. Я слежу за ее взглядом. Она смотрит на Рей.

Рей кивает. – Я знаю.

НИКОЛЬ

На другой день после выпускного — Средняя школа

Я смотрю на звезды, мечтая о том, чтобы они забрали всю мою боль. Но я знаю, что если бы они это сделали, то от меня ничего бы не осталось.

Над головой проносится падающая звезда.

Я закрываю глаза, по вискам текут слезы, впитываясь в волосы.

– Жаль, что я не такая смелая, как вы, – шепчу я звездам. – Как бы мне хотелось больше смеяться. Больше рисковать. Я бы хотела быть той девушкой, которую вы видите во мне. Пожалуйста, пусть прекратится эта боль, и я обещаю, что буду той девушкой. Я обещаю отпустить все это… и быть счастливой… для вас.

– Николь? Николь, это ты? – доносится голос моей мамы из-за маленьких вечнозелёных деревьев, растущих вокруг нашего двора. – Что ты там делаешь?

Она выходит из тени.

– Ты знаешь, что уже поздно? – продолжает она. – Скоро должен приехать твой отец. Ему пришлось пойти на обед без нас, потому что ты исчезла на весь день. А теперь поднимайся с соседской лужайки, чтобы успеть умыться к его приезду.

– Ты шутишь? – выкрикиваю я, глядя со злостью на нее. Я горько смеюсь. – Конечно же нет. - Я поднимаюсь с земли и проношусь мимо нее в сторону дома.

– Умойся и спускайся вниз, чтобы мы могли встретить твоего отца, – инструктирует меня мама, когда мы оказываемся в фойе.

Я сжимаю челюсти от ярости и чувствую, что сейчас сорвусь. Резко разворачиваюсь и вижу удивление на ее лице. – Вы не сказали мне! Вы знали два дня, и ничего не сказали!

– Ты должна была произносить прощальную речь, – отвечает она так спокойно, что мне хочется ее разорвать. Уверена, она сейчас вся на нервах. – Мы решили не отнимать у тебя такой важный день.

– Она моя лучшая подруга! Моя единственная подруга! – выкрикиваю я, трясясь. – Вы не можете отнимать ее у меня вот так! Вы не имели права!

– Мы твои родители, – отвечает она. – Мы вправе делать то, что считаем лучшим для тебя.

К дому подъезжает автомобиль. Мама инстинктивно бросает взгляд на дверь. Она оглядывается на меня.

– Иди наверх и умойся.

– Иди к черту! – ору я, сжимая руки так сильно, что ногти впиваются в ладони. Буквально через минуту отец входит в дом, вид у него немного обезумевший. Это странно. Я никогда не видела его таким. Он смотрит на меня, прищурившись, своими холодными глазами, по спине у меня начинают бегать мурашки. Он закрывает за собой дверь, и пристально вглядывается в нас, оценивая ситуацию.

– Слезами горю не поможешь, - его низкий, внушающий ужас голос отзывается во мне, несмотря на то, что он пытается быть спокойным.

Я сжимаю зубы. – Ты все контролируешь в моей жизни, но на этот раз у тебя ничего не выйдет. Не надо мне говорить, что я должна чувствовать.

Он медленно подходит ко мне, и я отступаю назад. Он поднимает руку вверх, как будто приближается к испуганному животному. – Тебе нужно успокоиться.

– Не трогай меня.

Он замирает, пораженный моим сопротивлением.

– Ты не можешь забыть это, притворившись, будто ничего не случилось. - Гнев захватил мое тело, придав мне сил. – Потому что тогда тебе придется стереть и меня из своей жизни, папочка. Для меня только она была настоящей, и без нее я никто.

Продолжая отходить от него назад, я врезаюсь спиной в шкаф для посуды. Тщательно подобранная цветочная коллекция посуды опрокидывается и с грохотом падает на пол. Мама закрывает рот рукой.

Я падаю на колени и рыдаю, закрывая лицо ладонями.

– Встань и будь дочерью, которую я воспитал. Ты не такая, – говорит он с отвращением.