Зеленое солнце - Марина Светлая
Назар же от чудесной этой картинки с искренним удивлением присвистнул и выдал: «Обживаешься, что ли?» И в ответ получил насмешливое: «Ага, гнездо вью!»
Он помолчал, внимательно глядя на нее, а после проговорил уже серьезно:
«А я на сегодня свободен. Сбежал ото всех».
«Ну и… правильно сделал», — точно так же серьезно кивнула ему Милана. И ей было все равно, как он это устроил.
Они до самых сумерек пили чай. Потом, когда те уже сгустились, вдруг вспомнили про речку.
Там, на пирсе, и правда царила чарующая красота. Спокойная, тихая, не бросающаяся в глаза, но завораживающая розоватым у края лиловым небом, отражающимся на темной, живой, движущейся воде. Речка в своей излучине огибала противоположный берег, а здесь, на этом, было совсем безлюдно, только птицы пели и звучал их с Назаром смех. Он и правда ржал с того, что Милана снова без купальника, она же, будто пытаясь его поддеть, оглянулась по сторонам, убеждаясь, что они на всю округу одни. А потом взяла, да и скинула с себя майку, решительно заявив, что ничего не помешает ей окунуться после очередного жаркого дня, даже если придется это делать голышом.
«Вообще-то там летний душ есть», — прошептал он, глядя на нее темнеющими от желания глазами, а в ответ услышал негромкий всплеск.
Она реально голой туда зашла под его пожирающим взглядом. А он стоял еще некоторое время на досках пирса, прежде чем сглотнул и тоже разделся. Полностью, до конца. Чтобы следом зайти за ней. Выловить свою мавку, усадить на ступеньки, прижать к груди, чувствовать покрывшуюся мелкими мурашками кожу — и свою, и ее. И горячо выдыхать ее имя, разводя ее ноги в стороны, чтобы скользнуть меж них.
И это была первая ночь после возвращения в Рудослав, когда они оба нормально выспались, сытые, удовлетворенные и довольные друг другом.
Эти ночи и дни потом замелькали с досадной скоростью, и так хотелось заставить их замереть хоть на время, потому что до невозможного страшно становилось от того, что лета осталось куда меньше, чем было вначале. Они приезжали в усадьбу под утро, и Назар, отправив Милану досыпать, мчал в лес, гонять своих копателей, совсем пропав из виду стенающей, что сын даже подростком так себя не вел, матери. Милана же, изображая пай-девочку, чинно спускалась на завтраки и даже иногда обеды, но никогда не оставалась на ужины, чем доводила Станислава Яновича до белого каления.
Он ничего не мог ей предъявить, потому что все время знал, что гуляет она не одна. А где и как — у этих двоих не спросишь. Он спросил лишь раз и другое — не хочет ли она поскорее вернуться домой, он ведь может замолвить словцо перед ее отцом. Но Милана почему-то смутилась и сообщила, что не стоит заморачиваться. Тем более, папа разрешит вряд ли. И снова исчезала в неизвестном направлении — хоть слежку за ней приставляй опять. Ужины ей Марья собирала с собой. И всегда на двоих — это Стах разузнал. Не знал только, что делать с Назаром, который исправно пахал, выполнял все поручения, ни разу не подвел его, а теперь вот внезапно… зажил своей жизнью.
Шамрай грузил его под завязку, придумывал все новые и новые задачи, задолбался изобретать, куда еще надо ему сгонять, а тот ходил вечно бодрый, счастливый и успевал все, вызывая у дядьки только одно желание — переломать ему ноги. И варианты для этого имелись, достаточно просто найти подходящих людей, создать конфликтную ситуацию на приисках — и дело в шляпе. Но черт бы побрал этого байстрюка безродного — что ему без него прямо сейчас делать? Как так вышло, что он столько всего переложил на его плечи, что пока никак не обойтись?
Наверное, только эта растерянность Стаха тогда их всех и спасала. И делала летние дни в старой хате над рекой такими остро-счастливыми и пьяняще-сладкими, даже когда они еще не догадывались, что это не навсегда.
Впрочем, о каком «навсегда» могла идти речь, когда их дни уходили, будто вода сквозь пальцы, и для Миланы каникулы однажды должны были закончиться возвращением домой, пусть теперь вряд ли она считала свою жизнь в Рудославе наказанием или ссылкой. Какая же это ссылка, когда каждый миг диамантом падает в шкатулку самых дорогих ее воспоминаний? Но они же и мимолетны, как взмахи крыльев Тюдора во время тренировок. Милана видела теперь, как это происходит, Назар брал ее с собой. И даже позволял приблизиться к своему питомцу — на нее хищник реагировал спокойно. А Милана кадр за кадром снимала его полеты, думая, что это и есть ее свобода.
Она не узнавала себя, но при этом была невозможно счастлива. Не узнавал ее и Олекса, с которым она по-прежнему коротала часы ожидания — когда появится Назар. А ведь они дружили столько лет, и Милану он знал куда лучше, чем она знала саму себя.
— Погоди, погоди, — удивленно переспрашивал он, выслушивая очередную тираду, — там что? Даже телека нет?
— Тут даже душа нормального нет, — рассмеялась Милана, — только летний, ну и речка за огородом.
— Так, стоп. А водопровод? Ты же не хочешь сказать, что…
— Тут печка и колодец, прикинь! Печка прикольная, разрисованная.
— В смысле? Какая печка? Какой колодец? Ты воду из колодца тягаешь?
— Не, Назар тягает.
Из трубки донесся тяжелый вздох, будто бы Олекса переводил дыхание. А после он сдержанно проговорил:
— И ты ее пьешь? Или моешься?
— Чай кипячу, — деловито заявила Милана.
- На печке? Ты печку топишь? Это… дровами, что ли?
— С ума сошел? Лето на дворе, нафига печка! Тут электричество есть. Вот в электрическом чайнике и кипячу.
— Милана, крошка, а ты уверена, что ее в принципе можно пить? Блин! А если траванешься?! Мало ли, какие там бактерии!
— Судя по Назару — довольно эффективные, — мечтательно выдала Милана. — Вообще,
